подошла прямо к Глазу и сжала его в руке, почувствовав лишь легкий укол — словно ее поцарапала тупая игла. Глаз был слишком тяжелым для своего размера, и девушка сначала подумала, что никогда его не поднимет. Наконец, обеими руками она поднесла его к груди, и после этого само желание выдержать его вес изменило ее, укрепив тело, и это было первое магическое деяние, которое когда-либо совершала великая волшебница. А второе заключалось в том, чтобы придать льду форму лестниц и ровных проходов для ее возвращения на поверхность. Она почти не контролировала эту внезапную силу: лед таял и она промокла насквозь, ступени трещали, а однажды сама гора содрогнулась, и вокруг Эритусмы с грохотом посыпались камни. Однако она не дрогнула и, в конце концов, снова вышла на дневной свет.
Там, на равнине, внизу, в своем шатре ждал король Нохирина, окруженный восемью сотнями солдат, которые не осмеливались войти туда, куда молодая девушка ушла одна. Когда Эритусма спустилась, король похвалил ее, а затем грубо потребовал Сферу, сказав: «Этот инструмент никогда не принесет пользы дочери крестьянина. Отдай его мне! Он принадлежит рукам короля». Но девушка отстранилась и напомнила ему об обещании. «Ты поклялся подарить мне одного сокола по моему выбору из твоей стаи, о король, — сказала она. — И мой выбор здесь, на руке твоего охотника».
Король разгневался, потому что она выбрала его любимца. «Я пришлю подходящую птицу на ферму твоего отца, — сказал он ей. — А теперь отдай мне Глаз Дрота».
Но Эритусма не уступила. Король крикнул своим стражникам, и они двинулись, чтобы схватить ее. И, не зная, что она делает, Эритусма с криком подняла Сферу перед собой, и король и его восемьсот человек были унесены вихрем ужасной силы, и позже их тела находили по всей округе, раздавленными о скалы, насаженными на деревья и шпили. Но птица слетела к ней на руку и стала ее спутницей, и путешествовала с ней по всему Алифросу на борту ее корабля.
Когда свежей падали много, хищник может не утруждать себя охотой, хотя он редко пройдет мимо неосторожной мыши или полевой крысы...
— О, что я читаю. — Фелтруп встряхнулся и оторвал взгляд от Полилекса. — С этого момента речь идет о птицах, — сказал он. — Больше ничего об Эритусме, по крайней мере в разделе Хищники. Не так уж и полезно, верно? Мы уже знали эту историю, в общих чертах.
Марила опустила взгляд на книгу:
— Это говорит нам об одном. Эритусма могла использовать Нилстоун с того мгновения, когда прикоснулась к нему. И не только для простых трюков. Если книга говорит правду, то она с самого начала владела огромной силой. И все потому, что у нее отсутствовал страх. Это тоже странно. Что это за человек, у которого страх отсутствует полностью?
— Нет, не полностью, — возразил Фелтруп. — По крайней мере, так сказала Таше Мать-Запретительница. Этот маленький укол иглой превратился в легкое жжение, затем в более сильную боль, и с каждым годом, пока она хранила камень, ей становилось все хуже. И, когда Эритусма посоветовалась с Верховной жрицей на Раппополни, та ей сказала, что ни одно смертное существо никогда не сможет полностью избавиться от страха — и, следовательно, Камень со временем ее убьет. И Таша верила, что с ней произойдет то же самое, только быстрее.
— Намного быстрее, — сказала Марила, кивая. — Однажды мы говорили о Нилстоуне. В течение той недели, когда мальчики с нами не разговаривали. Она думала, что камню потребуется около трех минут, чтобы ее убить, если она отдохнет и сможет хорошо сопротивляться.
— Три минуты! — сказал Фелтруп. — Тогда, я надеюсь, она вообще никогда к нему не притронется.
— Но даже эти три минуты сделают ее... другой, — сказала Марила. — Все остальные, кто прикоснется к этой жуткой штуке, умрут прежде, чем успеют закричать.
— Если только они не выпили вина Агарота, — сказал Фелтруп. Марила непонимающе посмотрела на него. — А, тебя там не было. Это было в проливе Симджа, сразу после того, как Шаггат Несс превратился в камень. Рамачни говорил о заколдованном вине из сумеречного королевства — его использовали Падшие Принцы, когда Камень был в их распоряжении, много эонов назад. Вино сделало их достаточно бесстрашными, чтобы пережить прикосновение Камня. Хотя я сомневаюсь, что оно помогло им принимать решение, когда они использовали Нилстоун.
— Что случилось с тем вином?
Нос Фелтрупа дернулся:
— А ты как думаешь, моя дорогая? Они выпили вино до дна. Ты можешь найти это в Полилексе в разделе Несдержанность, Грех.
Марила положила руку на тонкую бумагу книги:
— Мы знаем, что Эритусма и Таша связаны. Таша и сама это знает. Когда нас заперли в оранжерее, ходили даже разговоры о том, что Эритусма могла быть ее матерью. Однажды Таша как будто сошла с ума и начала говорить чужим голосом. Может быть, этот голос принадлежал Эритусме. Нипс так и думал.
Марила внезапно замолчала. Затем она поднялась на ноги, напугав как крысу, так и собак:
— Я не знаю, чего, по нашему мнению, мы добиваемся. Какое все это имеет значение, если мы никогда больше их не увидим? Нет, это не то, что я пытаюсь сказать. Это важно, они важны. Но мы их больше не увидим.
Она бессознательно дотронулась до своего живота. Крыса подумала о человеческих руках, которые могли обнимать и защищать. Страх было так легко учуять, так ужасно трудно не замечать.
Я должен вернуться в Реку Теней, решил он. Я должен найти Орфуина и молить о помощи. Каким-то образом мы должны добраться до них, если они еще живы. Или избавиться от надежды, если они мертвы.
— Мне невыносимо думать о нем, — прошептала Марила, словно стыдясь этого признания.
— Ты должна, — сказал Фелтруп. — Не думать о нем — это человеческая уловка, и не очень умная, моя дорогая. Есть виды боли, которых глупо избегать. Думай о нем, страдай по нему. Пусть это страстное желание придаст тебе сил сделать то, чего он бы от тебя хотел.
Марила недоумевающе мигнула:
— Как ты научился так думать?
Фелтруп наклонил голову, как бы говоря, что понятия не имеет. Он не мог заставить себя признаться, что цитирует сборник мелодрам, который адмирал Исик оставил в своей каюте, под подушкой.
Марила закрыла Полилекс и подошла к стене. Проведя
