Потянувшись к мужу, Джози приблизила губы к его губам. Внезапно у нее возникло ощущение, будто опытом обладает именно она, и тут же ее руки обвили его шею. Она испытывала радость оттого, что ее груди вплотную прижаты к нему, словно груди языческой богини, прекрасной, совершенной, изысканной.
Мейн застонал под нажимом ее губ.
– Гаррет, – прошептала Джози, и воздух словно взорвался золотыми искрами, разлетевшимися во все стороны. – Это небольшое строение в углу тоже принадлежало твоей тетке?
– Джози, ты совершенно уверена, что хочешь это знать? – Внезапно Мейн почувствовал огромную ответственность, которая вот-вот свалится на его плечи. – Скевингтон собирается просить твоей руки, и мой дядя может стереть запись о нашем браке из своих книг; тогда тебе не придется выходить за мужчину тридцати четырех лет, спавшего со столькими женщинами. Много лет назад он сбился с пути и пока так и не обрел его.
– К счастью, я знаю, как это сделать.
– Что?
– Обрести искупление.
Он поднял бровь.
– И как же?
– Поскорее пасть к моим ногам. Знаешь, чего я хочу больше всего на свете, Гаррет? – Она выпростала его рубашку из бриджей. – Я хочу быть желанной.
– Ты уже желанна! – Голос графа внезапно охрип. – Ты пробудила меня к жизни. Возможно, в моем возрасте говорить это глупо, даже смешно, но это правда.
– А Сильви?
Мейн опустил голову.
– Я был влюблен в нее, это правда.
– Был влюблен или все еще влюблен? Ты стал бы снова добиваться ее, Гаррет, если бы она намекнула, что готова начать все сначала?
Мейн медленно поднял взгляд:
– У нас с Сильви нет общего будущего.
Из этого следовало, что он все еще в нее влюблен, но Джози попыталась справиться с этой болью и отрешиться от нее.
– В таком случае ты должен забыть о своей короткой помолвке и спрятать воспоминания о ней в ящике на чердаке.
Джози почувствовала, что Мейн готов рассмеяться еще до того, как услышала его смех.
– Будет ли мне позволено время от времени навещать чердак?
– Возможно. Иногда я буду находить тебя там в полумраке и смотреть, как ты развязываешь линялую голубую ленту, которую Сильви когда-то носила в волосах.
– Восхитительная картина, – признал Мейн.
– Я тоже так считаю! – Джози тут же прониклась духом воображаемой сцены. – Ленту, которая была на ней в ночь вашего первого поцелуя, ты станешь носить возле сердца, а когда ты испустишь дух и мы будем тебя с пышностью хоронить, я, найдя эту ленту, пожелаю ее выбросить...
– Но потом с рыданиями, способными тронуть даже Вельзевула, ты снова положишь ее возле моего сердца и сойдешь в могилу с сознанием, что твой муж любил другую.
– Потрясающе! – Джози хихикнула. – Особенно мне нравится та часть, где я собираюсь выбросить эту ленту, но моя совесть этого не позволяет...
– Увы, у меня нет никаких лент, – признался Мейн.
– Но что-то должно остаться!
– Ничего, абсолютно ничего. – Теперь руки Мейна лежали у Джози на спине, а тела их разделяла только одежда.
– Скажи, ты желаешь меня, Гаррет Лангем, граф Мейн?
В лунном свете глаза его, казалось, потемнели еще больше.
– Ты ведь не уличная девица, Джозефина Лангем, графиня Мейн.
– Если бы я ею была, то оказалась бы более искусной в обольщении, так что тебе придется дать мне урок.
– В искусстве обольщения?
– Именно. – Джози подняла руки к волосам, чувствуя себя похожей на язычницу или королеву фей. – Я сделаю так, что ты захочешь меня настолько, чтобы сохранить этот брак.
Повернувшись к нему спиной, Джози направилась к маленькому домику, угнездившемуся в уголке сада.
– Постой!
Его голос походил на жидкий бархат, страстный и манящий.
Джози обернулась, понимая, что ее груди хорошо видны сквозь тонкую ткань. Впервые в жизни она осознала, что их сладостная тяжесть не порок в глазах мужчины. Подойдя к ступеням, она поднялась по ним и толкнула дверь.
Домик состоял из одной маленькой комнатки, в углу которой расположилась софа. Лунный свет с трудом проникал в маленькое оконце.
Мейн вошел следом и остановился в тени у дверей, так что Джози не могла видеть его лица.
– Отсюда нет выхода.
– А я и не хочу уходить.
Теперь для Джози существовал только один этот мужчина, который помог ей впервые почувствовать себя женщиной.
Глава 35
Долгие недели меня преследовала мысль о моем Горчичном Зернышке, и я молча плакал на ее могиле, отказываясь от пищи. Не был ли я неким парией, столь же вредоносным и опасным для женской души, как взгляд василиска? Полагаю, любезный читатель, ты вообразил, будто я оправился от своего горя, распростился с призраками и снова ощутил пламя похоти...
Нет и нет! Увы, те дни миновали навсегда...
Из мемуаров графа Хеллгейта
– Я должна вернуться домой.
– Нет.
Голос Дарлингтона казался сонным, однако в нем чувствовалось столь безмерное удовлетворение, что Гризелда чуть не рассмеялась.
– Я устала и слишком стара для таких развлечений. – Она с трудом села в постели.
– Ты выйдешь за меня?
Гризелда наклонилась, чтобы поднять чулок, оказавшийся на полу спальни. Эти слова доходили до нее медленно, будто были произнесены шепотом. Затем она выпрямилась, держа в руке чулок, и повернулась к нему.
– В этом нет необходимости. – Она тоже была довольна хотя бы тем, что ее любовник оказался человеком чести. – И все равно я тебе благодарна за этот вопрос. Многие люди беззастенчиво продолжают свои интрижки, в то время как...
То, что Гризелда увидела в лице своего любовника, сразу заставило ее замолчать, и она замерла.
– Не говори этого, – взмолилась она. – Не надо.
– Я должен. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя, и чувствую твой аромат, даже когда тебя нет рядом. Я не могу выдавить из себя ни одного остроумного слова, потому что единственный человек, с кем мне хочется разговаривать, – это ты.
– Друг мой, ты просто увлечен – с молодыми людьми такое случается нередко...
Внезапно Дарлингтон поднялся с постели и направился к ней; при этом он не казался таким уж юным.
– Возраст не имеет к этому никакого отношения.
– Еще как имеет, – возразила Гризелда. – Встреть я тебя, когда была моложе, все было бы иначе.