Книга На Дороге - Софья Вель

— Уходите! — коротко отрезала Олейя, поворачиваясь к выходу. — Я повелеваю вам уйти.

Она бросилась вон из гостиной, Алеэль кинулся следом, пересекая границу света и тени. Олейя успела захлопнуть дверь личных покоев у самого носа принца.

— Мама, открой! — Алеэль колотил в дверь. — Умоляю, открой!

Олейя огляделась — призраки ночи хищно оскалились, чуя добычу. Маленький драконенок бился внутри, как рыбка в аквариуме. Олейя едва совладала с трясущимися руками. Чугунный тяжелый засов крепко держал дверь. Но на той стороне потеряли терпение — дверь начали вышибать.

— Мама, я могу помочь! Мамочка, открой! — засов дрогнул, винты вырывали куски стены, драконенок внутри метался, чуя собрата. Только Алеэль погубит и себя, и его! Ему не спастись… Он проклят вместе с ней, одним проклятьем.

— Алеэль, убирайся! Я приказываю тебе! — Оли задрожала.

Дверь едва держалась. Вся армия ночи, все силы проклятого мира, все грязные ошметки чужих темных дел и поступков, вся нечисть собралась, ожидая жертву. Огня дракона не хватит, чтобы сжечь их всех!

Олейя в отчаянии прижалась к стене, засов звенел.

Олейя схватила арбалет. Дверь вылетела, Алеэль едва не переступил порог.

Оли смотрела только на тонкую грань, невидимую нить отделяющую сына от Мрака Темной Реи.

— Мама, — выдохнул Алеэль.

Миг — и он пересек бы черту. Оли вдруг поняла, что нужно сделать, чтобы Мрак не пожрал Свет. Чтобы Поднебесье уцелело, а драконий огонь не угас. Темная Рея всегда оставалась воином, и теперь ей хватило духа.

Болт вырвался, свиста не было, как и стона, только глухой стук.

Алеэль выхватил из рук арбалет уже без болта.

Олейя провожала Свет глазами. Ей вспомнилось, как маленькой она играла с камнями у реки, как прозрачный, искрящийся свет струями огибал пальчики…

Сны дракона. Час Дракона. Море.

Хлопья мокрого снега прятали хвою соснового леса под пушистым, тающим покрывалом. Возле костра хлопья превращались в крупные капли, они росою усеивали пожелтелые иголки. Пламя тихо потрескивало, расходясь теплом, светом и прозрачным, ароматным дымом, рассеивая сумерки.

Сильвия очнулась, она лежала на коленях у старой травницы. Авдотья ласково гладила по голове и что-то тихонько напевала.

От прикосновений становилось теплее, но тело знобило, желудок крутило дурнотой, горло и легкие саднило. Спазм сводил дыхание и голова надрывно болела. Действия яда не отпустило, Сильвия едва могла пошевелиться, то и дело проваливаясь в сны-галлюцинации.

Казалось, она слышит крики чаек и шум моря.

Может, она все же умерла? Или это последнее утешительное видение перед смертью в лапах демонов?

С усилием Сильвия приоткрыла глаза и увидела Авдотью, старуха глядела в огонь и о чем-то думала. Вдруг Сильвии почудилось, что лицо старухи плывет, уступая место другому, тонкому, нечеловеческому… лицу Врага, мечтающего ее убить…

Сильвия резко зажмурилась. И снова осторожно приоткрыла глаза. Она по-прежнему лежала на коленях у Авдотьи.

Но как?!Как она смогла ускользнуть из лап демонов? Кто спас ее? Неужто старая травница с фокусами и любовными настойками?!Значит, только иллюзия?

Сквозь шум волн в голове, Сильвия услышала второй голос.

Нет, это не Авдотья, Авдотья была одна! Ну разве что Остолопик, но Остолопик был осликом и говорить не умел.

— Надо уходить, — сказал голос. — На нас готовят облаву.

Сильвия знала этот голос! Демоны издеваются над ней, продлевая жизнь надеждой!

Она снова открыла глаза, — и точно, облик Авдотьи таял, как хлопья снега у костра. Это демоны, она все еще в их руках.

Проверив готовность рук и ног, Сильвия притаилась.

— Неплохой они себе рассадник устроили.

— Это все люди — ни корми они нечисть, ничего бы не было! — в голосе Лже Авдотьи читались усталость и раздражение.

Дослушивать Сильвия не стала, она выкрутилась из рук мнимой Авдотьи и бросилась вперед.

— Сильвия! Стой! — заорала травница густым и низким голосом врага. — Остановись!

Демоны. Они везде, они не отпустят ее, даже умереть, особенно умереть!

Окатило волной тошноты, смешанной со спазмами боли. Сопротивляясь телу, Сильвия побежала дальше.

Море. Нужно море!

Снег кутал дюны и невысокие сосенки, делая мир светлее. Еще несколько шагов и она увидит Море! Ветер разносил его шум, кусая за лицо и руки, за босые ноги.

Неожиданно острая боль стянула низ живота. Сильвия упала на снег. Резко поднялась, провела рукой по пятну, в ладони осталась кровь:

— Нет… — отчаянно простонала она.

Позади кричали, умоляя остановиться. Но Сильвия вскочила и побежала вперед.

Пролесок с соснами и дюнами уступил линии берега. Резкий, холодный порыв соленого ветра ударил в лицо. Гаснущим от боли сознанием, Сильвия цеплялась за образ — темное, бьющееся волнами, Море.

Сильвия упала бы прямо на заснеженную дюну, но сильные руки успели подхватить:

— Она не видит нас, её опоили — белладонна и болиголов.

Красное пятно на белой холстяной рубахе разрасталось.

— Нет! — одними губами произнес Алеон.

— Всевышний! Еще же не время! — простонал Элладиэль.

Он бережно положил её голову себе на колени, пытаясь сплести тонкое лечебное заклинание так, чтобы оно подошло: «Драконица тоже дитя Всевышнего! Почему? Почему не работает?! Может, поменять нити местами, спутать?», — в ответ на чары Сильвия застонала, кровотечение усилилось.

— Владыка, — едва приоткрыв глаза, Сильвия болезненно улыбнулась. — Убей меня, Карающий заждался. Пусть это будешь ты! Чистая смерть! Я… не хочу быть драконом! — прошептала, уже теряя сознание.

Элладиэль попробовал вернуть её в чувство, но ничего не выходило. Страх заполнил всё существо Старшего.

Растерянный Алеон вдруг подскочил:

— Элладиэль, я их слышу! Они задыхаются! Яд в ее крови лишает их дыхания! Дай мне свой меч!

— Что?!

— Нет времени объяснять!

Элладиэль молча протянул невидимый сейчас меч. Алеон осторожно, но уверенно перехватил Карающий:

— О, Всевышний, помоги нам! Владыка, держи её.

Море билось, кричали чайки. Короткий взмах. Стылый песок, белый от снега, обагрился.

Пространство разрезал крик.

[1] Слово тоска в старорусских текстах крепко связано с миром мертвых, тоскуют по мертвым, желая притянуть.(С.З. Агранович, фольклорист-филолог)

Эпилог. Сны дракона. Лила и Драго

Драго нашел Лилу в маленькой горнице, принадлежавшей некогда матери. Девушка была необычайна бледна и казалось восковой.

— Ли, пойми, — начал Драго и осекся, Лила ведь не ушла, она осталась… Но вдруг все стало неуместным. Очень захотелось тепла, просто объятий. — Любимая, иди ко мне…

Лила не шелохнулась.

— Ли… — тон конунга умолял.

— Мой конунг, прошу простить, женская хворь, — отрешенно отозвалась девушка.

Драго опешил, Лила никогда прежде не отказывала. Он порывисто подошел и попробовал притянуть, но девушка осталась безучастна, потом вдруг затравленно посмотрела на него и тихо попросила:

— Не надо, я нездорова. — Лила отвернулась, а Драго только теперь заметил, что