а звериным, совершенно инстинктивным. В нём совершенно не чувствовалось воли тули-па, даже самого низшего – лишь дикая, неуправляемая, чудовищно агрессивная сила, от которой воздух вокруг сжимался и колол кожу невидимыми электрическими разрядами.
Навид тоже рванул в высоту, вытягивая скрещенные ладони над головой; под тяжёлыми лапами поплыли пышные, похожие на крошечные облачка пятна зелени и мелькнули мелкие, словно на макете, красные крыши нескольких вытянутых строений на краю огромного изумрудного поля. Уродливое существо зависло в воздухе в нескольких метрах от Навида, готовое снова ринуться в атаку.
«Чёрт, да что же ты за тварь…»
За спиной послышалось слабое рокотание, и в лучах вечернего света блеснул круглыми лопастями тяжёлый, будто сундук, грузовой дрон, покрытый почтовыми эмблемами. Монстр тут же нырнул в сторону, сминая одну из лопастей корявыми пальцами, и с противоестественной лёгкостью, словно пластиковую скорлупку, метнул дрон вниз.
Машина, вмиг окутавшаяся клубами густого как молоко белого дыма, полетела к земле, с шипением рассекая воздух и распространяя запах гари, и в то же мгновение Навид увидел изменённым зрением – как в фильмах, когда на экране показывают вдруг изображение крупным планом, – широко открытые глаза женщины в серебристом платке, которая стояла около их автомобиля и неподвижно смотрела в небо, будто заколдованная.
И дрон падал прямо на неё.
«Тара!!»
Внутреннее время сразу же ускорилось в несколько раз. Навиду хотелось крикнуть ей что-то, но он понимал, что та не может видеть его после полного перехода, а значит, не сможет и ничего услышать – и тогда он в рвущем мышцы прыжке тоже скользнул вниз.
Стремительное движение вытянувшейся лапы отбросило мёртвую машину далеко в сторону, на гигантским шёлковым платком раскинувшееся совсем рядом с шоссе бледно-зелёное поле. Окутанный дымным облаком дрон затлел и рухнул прямо в центр поля, грохоча металлическими сочленениями; с шоссе послышались крики.
Уродливая тень упала на Навида сверху, и тот рывком развёл ладони, между которыми материализовалась полупрозрачная, золотисто поблёскивающая хрустальная нить. Нить петлёй обвилась вокруг серого хрящеватого горла монстра, туго затягиваясь, и потащила того прочь от оживлённого шоссе, к заросшему лесом берегу широкого сине-стального, сверкающего как зеркало озера, на краю которого стояла маленькая, кажущаяся игрушечной с этой высоты, белая церквушка с серебристым треугольным куполом.
Длиннолапый монстр взревел… и неожиданно неподвижно замер в воздухе, сжимая нить на своей шее кривыми сросшимися пальцами. Навид вдруг почувствовал, что не может разорвать связь – тускло поблёскивающая леска натянулась и дрожала, будто примёрзнув к его рукам… тянула в себя силы, словно сок, который кто-то высасывает через трубочку…
Неимоверным усилием Навид рванулся прочь и стрелой взмыл ввысь, протаранив закованным в хитиновую броню телом белое кучерявое облако. Туловище окутало сырым холодом, руки до самых плеч обожгло пронзительной болью, но он, не обращая на это внимания, сделал ещё один стремительный, как у змеи, бросок, и вонзил твари в горло вытянувшиеся иглы светящихся острых зубов. Та дернулась, и Навид заметил, что на потрескавшейся тёмной шкуре у неё не видно уже никаких ран, словно тело монстра каждый раз при нападении делалось эфемерным, как водяной пар. Короткие шипы на плечах Навида полыхнули в розоватом закатном свете, и он хлестнул монстра по глазам вытянувшимся змеиным хвостом. Чудовище отпрянуло, ослеплённое, и тогда Навид, сузив раскосые чёрные глаза, запустил ему вслед бесконечно длинную, огненно светящуюся пику.
– Ну? Что? Хочешь ещ-щё? – яростно прошипел он вслух.
Пика врезалась монстру прямо под рёбра, и тот издавал хриплый оглушительный вопль, похожий одновременно на мяуканье и на лошадиное ржание, а потом кинулся вверх и стал растворяться в облаках, оставляя за собой длинную полосу густеющего белесого дыма…
* * *
Тим сидел на широкой двухместной качели под жестяным навесом на краю опустевшей детской площадки и подставлял лицо вечернему солнцу. Так приятно и так непривычно: солнце. Светится на жёлтых, как крошечные помпоны с детских шапочек, головках одуванчиков под ногами. Щекочет лицо тёплыми лучами, будто ласковым бархатным покрывалом, осыпается на него крошками света, словно золотистая пыльца с крыльев невидимых бабочек. Плывёт оранжевыми пятнами под закрытыми веками…
Красновато-янтарный свет облизывал верхушки деревьев, прятался между длинными тонкими травинками, отбрасывая вереницу вытянутых теней на заросший пышным низкорослым кустарником темно-зелёный газон напротив, и Тиму внезапно страшно захотелось скинуть кроссовки и пройтись по траве босиком, ощутить её прохладную живую шелковистость под своими ступнями. Мальчик легонько качнулся, отталкиваясь ногой от земли; подржавевшие цепи, удерживающие деревянное сидение, слабо скрипнули от его движения, и этот полупозабытый звук показался Тиму каким-то совсем по-домашнему уютным.
Ему было необыкновенно хорошо и спокойно – наверное, в самый первый раз за последние три с половиной года. Вильф, конечно, был прав насчёт всего. Тим ведь тули-па – так от кого он пытался спрятаться всё это время? И зачем?
Мальчик улыбнулся. Покидая школу, он ещё не удержался от искушения, не отпуская зверя, спуститься по центральной лестнице и пройтись мимо двери учительской, а потом мимо полупустого гардероба, где пацаны обычно по утрам списывали друг у друга домашку, сидя на широком подоконнике зарешечённого окна в самом углу. Втайне Тим надеялся, что директриса или хоть кто-нибудь из учителей выйдет сейчас в коридор и его увидит. Вот это было бы действительно круто… Но не сложилось: школьный день уже подходил к концу, половина классов давно пустовала, а у малышей, наверное, и вовсе давно начались каникулы. Да и ни к чему уж, наверное, было бы пугать малышей…
Над головой шумели высоченные, словно корабельные мачты, сосны; в воздухе, необыкновенно сладком и свежем по сравнению с пещерами Цитадели, плыл душноватый запах цветущей черёмухи и летали похожие на крупные снежинки клочочки тополиного пуха. Необычно рано…
«Наверное, в этом году была очень жаркая весна, а я всё-всё пропустил – и весну, и зиму», – подумал Тим, останавливаясь взглядом на возвышающемся неподалёку надувном батуте, изображающем исполинского пупырчатого фиолетового осьминога с длинными изогнутыми щупальцами, который неуловимо напоминал мальчишке какого-то из подручных Вельза. Только вот у того вроде бы глаз было побольше и зубы длинные…
На крыше стоящего неподалёку киоска в виде гигантского красного мухомора, рядом с которым приютилась потрескавшаяся от времени фигурка гипсового Чебурашки, беспечно чирикали воробьи. В песке под ногами проползла длинная чёрная волосатая сороконожка в жёлтую крапинку – необычно маленькая и беззащитная, без жвал и без крыльев. Мимо Тима по узкой заасфальтированной дорожке прокатил на красном трёхколесном велосипеде белокурый карапуз лет трёх, сопровождаемый держащимися за руки мужчиной и женщиной. Мальчик проводил их взглядом. Он тоже любил здесь кататься с
