определять масштабы протестного движения. Это обернулось тем, что под гребенку репрессий попадали даже люди, которые позволяли себе самые невинные и благонамеренные комментарии [Chen 1960: 171–201; Shen 2008: 637–673][102]. С особым рвением кампания проводилась в университетах и в организациях со значительной долей среди сотрудников образованных людей, но она затронула и фабрики, и сельскую глубинку. В сельских уездах гонениям подвергались учителя средних школ, бывшие землевладельцы и представители богатых крестьянских домохозяйств, а также люди, которые жаловались на коррупцию и притеснения со стороны деревенских кадров [Friedman et al. 1991: 209–213].
В разгар кампании была наконец-то опубликована февральская речь Мао «О правильном разрешении противоречий внутри народа». Однако это был не тот текст, который Мао зачитал в феврале и который многократно транслировали в записи китайским слушателям. Это была «уточненная» версия, в которую были внесены несколько предупреждений о недопустимости «чрезмерной» критики. Естественно, в первоначальной речи эти замечания отсутствовали. Более того, в отличие от первой редакции, новая версия текста упоминала феномен классовой борьбы. В февральской речи Мао сравнительно много времени посвятил осуждению Сталина за его неспособность разделять разные виды критики и за восприятие любых замечаний как вражеского противостояния, что приводило к «внесению путаницы». Этот абзац был полностью удален как, впрочем, и следующая фраза: «Любой человек, позволявший себе хоть какое-то критическое высказывание, подозревался во вражеских намерениях и рисковал попасть в тюрьму или лишиться головы». Исключили из новой редакции также ссылку Мао на заявление Хрущева о том, что «90 %» делегатов XVII съезда ВКП(б) (80 % членов ЦК ВКП(б)) 1934 г. были расстреляны. Из речи Мао исчезла и оговорка касательно того, что на территории Китая в силу «крайней необходимости» было убито «небольшое число» людей: 700 тысяч с 1951 по 1953 г., плюс 80 тысяч после 1955 г. Наконец, из текста убрали заявление Мао о том, что широко распространившиеся среди студентов волнения отражали «противоречия внутри народа» [MacFarquhar 1974: 266–269][103].
Внесенные в текст речи коррективы были прикрытием очевидного политического промаха Мао. Он настойчиво и уверенно добивался исправления стиля работы при «открытых дверях», однако действительность продемонстрировала ошибочность его подхода. Пересмотр речи в совокупности с более поздними лицемерными заявлениями Мао о том, что он изначально готовился «выманить змеев из их убежищ», был попыткой спасти репутацию партии. Долгосрочным последствием такого отказа от прежних позиций стало возобновление классовой борьбы в качестве ключевой задачи КПК. Озвученная на съезде 1956 г. пустая риторика о мирном строительстве экономики Китая была решительно отринута [Leese 2011: 65–66; Shen 2008: 673–680]. Были также оставлены попытки привлечь к реализации планов экономического развития интеллигенцию и специалистов. Образованных людей все больше воспринимали как потенциальных провокаторов. Кратковременному заигрыванию Китая с идеей десталинизации наступил конец.
Кампания по наказанию правых уклонистов охватила десятки миллионов рядовых граждан, которые принимали участие в собраниях и митингах порицания, и сотни тысяч активистов, которые осуждали жертв репрессий или выступали тайными доносчиками. К моменту завершения кампании в первой половине 1958 г. как «правые уклонисты» были заклеймены 550 тысяч человек [Shen 2008: 662][104]. В зависимости от тяжести их «преступлений» осужденных разделили на категории. Небольшое число «уклонистов», чьи действия и слова были признаны очевидно контрреволюционными, были подвергнуты казни. Среди таких людей оказались отдельные лидеры ожесточенных студенческих выступлений и организаторы рабочих забастовок [Hoffmann 1974: 146–147; MacFarquhar 1974: 224]. Множество людей были направлены на неопределенное время в трудовые лагеря, в которых наиболее влиятельные среди уклонистов фигуры провели больше 20 лет. Освобождены они были лишь после смерти Мао. Те, чьи «преступления» воспринимались менее тяжелыми, были отправлены в коллективные фермерские хозяйства. Часть людей из этой группы получили прощение в начале 1960-х гг. Остальных «уклонистов» ожидали разжалование и снижение уровня заработной платы, однако в течение определенного испытательного срока они продолжали работать в школах и организациях под наблюдением. Все пострадавшие в ходе кампании жили с клеймом «правого уклона» вплоть до кончины Мао. Вдобавок пострадали члены семей этих людей, поскольку ярлык «правый уклонист», так же как «землевладелец» и «националист», вешался сразу на целые семьи. Конечным результатом инициативы Мао со «Ста цветами», которые должны были укрепить тесные связи между КПК и образованными городскими жителями, стало уничтожение ранее существовавших контактов между сторонами.
В рассматриваемый период фиксировались едва уловимые признаки утраты доверия к авторитету и суждениям Мао, озвучивавшиеся публично, пусть и неявно [MacFarquhar 1974: 283–289]. В течение большей части 1957 г. председатель КНР имел с Лю Шаоци разногласия по поводу хода Движения против правого уклона. Чем больше подчеркивалась исходящая от классовых врагов угроза, тем больше вопросов вызывала проницательность Мао. После нескольких месяцев споров о сути и масштабах кампании стороны пришли к компромиссу [Ibid.: 289–310][105]. В июне 1957 г., как раз в то время, когда Мао пришлось отказаться от кампании «Сто цветов», Хрущев едва не слетел со своего поста в связи с протестными движениями, которые вызвал его «тайный доклад» в Восточной Европе. Хрущева обвиняли в необдуманных действиях и волюнтаристском стиле управления, которые привели к серии ошибок. Большинство членов советского Политбюро обрушились на Хрущева с уничтожающей критикой, но тот смог обернуть ситуацию в свою пользу и избавиться от своих оппонентов в Политбюро как членов «антипартийной группировки» [Taubman 2003: 310–324]. Попытки Мао и Хрущева продвигать либерализацию обернулись против них самих, хотя у Хрущева ситуация была гораздо более сложной. При этом последний смог продлить ограниченную десталинизацию на многие годы, в то время как Мао вернулся к своей предыдыдущей роли сторонника военизированной классовой борьбы при социализме. С того момента КНР и СССР двинулись в прямо противоположных идеологических направлениях [Lüthi 2008: 71–74].
Потерпев со своей инициативой умеренной десталинизации крушение, Мао обратил оставшиеся запасы энергии на борьбу за ускоренное экономическое развитие. Своим инструментом в этой борьбе он избрал КПК, а методом – возвращение к массовой мобилизации, которая характеризовала поздние этапы гражданской войны. Итоги, как мы увидим далее, оказались для Китая еще более катастрофическими и нанесли еще больший удар по репутации Мао, чем все события 1957 г., вместе взятые.
Глава 8
«Большой скачок»
Борьба с «правым уклоном» органично вплелась в «большой скачок» – масштабную кампанию за повышение производительности, потерпевшую полный провал. Неудачу этой инициативы можно было назвать неизбежностью, однако катастрофу можно было предотвратить. Экономическое обоснование «большого скачка» выстраивалось на ошибочных представлениях, поэтому ни при каких обстоятельствах кампания не могла достичь поставленных перед ней завышенных целей. Катастрофу на Китай навлекла политическая составляющая «большого скачка»: программа была запущена и обеспечивалась двумя массированными кампаниями
