вкусе!
Лицо Никифоровой покрылось алыми пятнами. Стиснув руки в кулаки, она сделала шаг вперед, но тут же остановилась, потому что со своего места подскочила Лера, как всегда готовая защищать меня. Все вокруг изумленно притихли, и я не знаю, что бы произошло дальше, если бы в кабинет не вошла преподавательница.
— Нашла, чем гордиться, Егорова, — холодно произнесла она, и я застыла от ужаса всего происходящего. Анна Павловна все слышала… — Не ожидала. Очень разочарована!
Ее взгляд был полон осуждения и разочарования. Я больше не могла выносить всего этого позора. Не сдержавшись, подскочила с места, схватив свой рюкзак, и пулей вылетела из аудитории. Однако, убежала недалеко. Почти сразу же врезалась в твердую грудь… Димки… Мы замерли, не произнося ни слова. Дима крепко сжал в руке чертову листовку, и его лицо исказилось от боли.
— Как ты могла? — тихо произнес он. — Я думал, что до сих пор страдаешь по Холодову, поэтому и дала мне от ворот поворот, а оказалось…
— Дима, это не то, что ты думаешь! — отчаянно выдохнула я, ощутив, как по щекам бегут горячие слёзы. — Всё не так!
— Солнечная семнадцать…, - только и смог произнести Дима в ответ. Сунув мне в руки листовку, тыкнул пальцем в табличку, что висела прямо позади нас. — Солнечная, мать твою, семнадцать. Ту ночь ты провела с ним.
— Да не спала я с Корниловым! — гневно зашипела я, вырвав листовку из его рук, и швырнув в лицо. Отчего-то мое безудержное отчаяние сейчас сменилось гневом. Мне было ужасно больно и обидно от того, что самые близкие люди, которые, казалось бы, знают меня лучше, чем себя, поверили во всю эту наглую ложь. Зарычав, Димка больно стиснул мои плечи, в два шага прижав меня к стене.
— Как я могу тебе верить, когда ты смотришь на него, словно на божество? Глупый идиот! Я просто не хотел признаваться себе в том, что замечаю все ваши переглядывания, все ваши чертовы улыбки, предназначенные друг другу! Неужели ты думаешь, что являешься чем-то большим, чем просто забавой для взрослого мужика? Я не хочу, чтобы ты была этим!
Потянувшись, он сорвал с моей спины какую-то бумагу и сунул мне в руки. «Шлюха»… Вот, что теперь обо мне все думают.
— Значит, ты считаешь меня шлюхой?
На удивление я поняла, что голос больше не дрожит. На меня нашло странное спокойствие.
— Нет, я считаю, что ты глупышка, которая попала под обаяние взрослого мужчины. Ты ведь влюбилась? Нина, прошу, скажи, что это не так… Я отказываюсь думать, что… Скажи, что не любишь его, прошу!
Я бы хотела уверить Диму в том, что он так страстно желает услышать от меня, но… не могу произнести ни слова. Ведь я люблю его… Я люблю Максима всем сердцем. Осознание этого делает меня самой счастливой и самой несчастной одновременно. Разве могу я быть нужна этому потрясающему мужчине? Серая, невзрачная мышка. Девчонка, что годится ему разве что в младшие сестры. Да он уже вовсю с девушками встречался, когда я только ходить начала. Что я вообще могу ему предложить такая зеленая и неопытная?
— Значит, так решило твое сердце? — потерянно шепчет Дима, отступая назад.
— Прости…
— Это ты прости, но я не могу это принять!
С этими словами Димка срывается с места. А я… у меня нет ни сил, ни желания его останавливать. Я и сама не могу больше находиться здесь. Я побежала дальше, пытаясь скрыться от всего этого кошмара, но он, похоже, не спешил меня отпускать. Завернув за угол, я увидела, как в кабинет замдиректора входит Максим. Сердце застыло от страха. Неужели, все дошло до Никифорова? Неужели, у Максима возникнут проблемы? Желание убедиться в обратном было сильней меня, поэтому я тихонько подобралась к двери кабинета.
— На ловца и зверь бежит, — послышался холодный голос Анатолия Матвеевича, от которого мои подозрения только усилились. — Я же сказал вам не высовываться, Корнилов! Неужели я выразился непонятно? Или вам любовь последние мозги отшибла?
— Я ни в чем не виноват! — твердо проговорил Максим. — Как и Нина, против которой теперь идет травля! А происходит это с легкой руки вашей дочери!
— Да как вы смеете! — возмущенно воскликнул Никифоров, хлопнув ладонью по столу.
— Вы знаете, что это так! Ваша дочь уже давно издевается над Ниной, как раз потому, что считает, что я в ней заинтересован! Весь этот кошмар с фотографиями ее рук дело!
— Попридержите язык, Корнилов, если не хотите проблем. Не смейте ввязывать в это мою дочь! Тем более, что у вас у самого рыльце в пушку. Анжела видела Нину в вашем доме, в весьма пикантном виде. Вы будете это отрицать?
Максим молчал. И молчал он лишь по той причине, что дал мне обещание никому не раскрывать события того вечера. Я прекрасно это понимала. Ни за что в жизни я не хотела бы, чтобы хоть одна живая душа узнала о том позорном дне. Но разве могу я молчать, когда Максима смешивают с грязью прямо на моих глазах? Ни секунды не раздумывая, я ворвалась в кабинет, застыв между удивленными мужчинами.
— Максим Алексеевич ни в чем не виноват! В тот день, когда к нему заявилась ваша дочь, я действительно находилась у Максима Алексеевича дома. И была я в его футболке, но не по той причине, которую придумала Анжела. Ваша дочь вместе со своей подругой избили меня, отрезали волосы и искромсали все платье. А Максим Алексеевич как раз проходил мимо и все увидел. Он отвез меня к себе домой, оказал первую помощь и любезно одолжили свою одежду взамен испорченной. Так что оставьте его в покое и скажите спасибо, что я не заявила в полицию на вашу дочь!
В кабинете воцарилась тишина. Замдиректора сначала побледнел, а потом весь побагровел.
— Вы оба лжете! — яростно процедил он сквозь зубы. — Это наглая ложь! Моя дочь никогда бы так не поступила! В любом случае информация о вас двоих уже дошла до директора. Так что готовьтесь, Корнилов, завтра Иван Антонович прилетает из Томска, заранее подумайте о том, что вы будете говорить.
— Я скажу то же самое, что только что сказал вам, — отчеканил Максим.
— Я рекомендую вам подумать получше! — процедил замдиректора. — Не смею более задерживать!
— Пойдем, Нина.
Оказавшись за дверью, я ощутила себя безумно уставшей.
— Ну зачем ты вмешалась? — выдохнул Максим, стиснув ладонями виски.
— А как еще я могла обезопасить тебя восстановить свое честное имя? Это ведь все наглая ложь, Максим Алексеевич!
В
