— Ты рыжая сука! — Ее визг разносится, наверное, по всему универу.
Я не пытаюсь даже предугадать, что в башке у Карины. Просто понимаю, что ничего хорошего уже не будет...
— Только тронь ее, и я не знаю, что с тобой сделаю, — рядом раздается леденящий слух бас.
А через мгновения от Карины я огорожена широкой спиной в знакомой серой толстовке и запахом родных духов.
Марк скалой становится между нами. Заводит меня к себе за спину, крепко придерживая одной рукой. Зажмурив глаза, я нервно дышу ему где-то между лопаток, уткнувшись туда лбом. Только не шмякнуться бы в обморок.
— Она меня ударила! И ты будешь защищать ее? — Карина продолжает верещать на весь коридор, собирая вокруг нас толпу ещё больше.
— Буду. Можешь даже не сомневаться, — рычит Марк.
— Ты не в себе, — визжащий тон этой придурочной не утихает ни на децибел. — С каких это пор ты стал ее подстилкой?
— С тех пор как она стала моей семьей. Советую тебе держаться от нас подальше. Приблизишься ко мне или к Лике хоть на шаг, или откроешь свой поганый рот в ее адрес, заставишь меня жалеть, что женщин я не бью. Если я до сих пор не приложил твою черепушку к стене за то видео - это ещё ничего не значит, — непрогибаемой сталью в голосе Громов режет каждую фразу. — И обратись к психологу. Мне кажется у тебя с головой проблемы. Оставь меня и мою семью наконец в покое.
Развернувшись, Марк прижимает меня к своей груди и касается губами моего лба:
— Идём отсюда.
Не распахивая глаз, я послушно киваю. Видеть Карину и всех, стоящих вокруг нас, отсутствует желание.
Мое тело окутывает слабость. Будто в ту пощёчину я вложила все свои силы. И в моих ушах все ещё звенят ее слова...
Я, как пластилиновая, следую за Марком к его машине. Он размещает меня, уже во всю дрожащую, на заднем сиденье и усаживается рядом со мной сам. Захлопнув дверь, сдавливает в своих объятиях, гладит по волосам, зарываясь в них пальцами.
— Рыжик, она больше не появится в нашей жизни. Веришь? — хрипло шепчет Марк мне в макушку.
Зарываюсь лицом в его толстовку, под которой ровными ударами бьет сердце. Пытаюсь заставить и свое биться так же. Но оно лишь сильнее разгоняется. Меня колотит уже от дрожи до стука зубов.
Мое дыхание сбивается, быстро превращаясь во всхлипы.
Марк пытается отодвинуться и взглянуть на меня, но я только яростнее цепляюсь пальцами за его шею, не давая и образоваться и миллиметру между нами.
— Она тебе что-то сделала? — обеспокоенно цедит Громов.
В отрицании дергаю головой.
— Сказала?
И я не отрицаю это уже никак.
— Что она тебе сказала? Говори. Не бойся.
Яростно машу головой по горизонтали и, перестав протыкать шею Марка пальцами, кладу их себе на живот. Глажу, с надеждой ожидая там ответа. И получаю едва ощутимый пиночек.
Ее слова. Боже. Никогда и ни за что я это не повторю вслух.
Марк все-таки заставляет посмотреть на него, поместив мое лицо себе в ладони. Горячие и осторожные, они приподнимают его так, что наши взгляды соединяются. В черных радужках все до краев заполнено беспокойством.
— Что бы она тебе ни сказала, даже не смей об этом думать. Слышишь? — большими пальцами Марк отчаянно пытается стереть все слезы с моих щек. — Я с тобой.
— Знаю. — сопливо бормочу ему в ответ.
— Тогда улыбнись, — он требовательно прожигает меня взглядом.
— Не хочу.
— Жена надумала ослушаться мужа? — Марк грозно хмурит свои брови, пытаясь шутит.
— И теперь муж будет злиться? — вяло подыгрываю ему, шмыгая уже припухшим носом. А внутри все еще клокочет что-то холодное и липкое...
Марк неожиданно широко улыбается и, ослепляя всеми тридцать два, очерчивает замысловатые узоры пальцами на моих скулах.
— Нет. Я знаю, как сделать так, чтобы ты не плакала. Хотел преподнести этот сюрприз тебе позже, но... — в его глазах слишком загадочные намеки, что я невольно отвлекаюсь от своей дурной головы. — Поехали...
Марк касается поцелуем моего кончика носа и перебирается вперед за руль, оставляя меня на заднем сиденье удивленно хлопать ресницами.
— Осторожно, не споткнись. Здесь ещё пару ступенек. И глаза не открывай.
— Марк, что происходит?
— Это сюрприз.
— Сюрприз в доме твоего отца? Здесь установили ещё один пункт охраны и сто камер по периметру? — ехидно хмыкаю я, но послушно держу глаза закрытыми.
— Смешно, ха-ха, — над моим ухом раздаётся фырканье Марка.
Обхватив меня за талию, он помогает мне не шмякнуться с лестницы, ведя куда-то наверх. И точно не в нашу спальню, потому что шагов по коридору приходится сделать гораздо больше.
— А-а-ккура-а-а-тно, — тянет Марк и вертит мной, как куклой, — нам направо. Вот так. Теперь стой. Но глаза не открывай. Подожди, — строго командует он и заставляет меня притормозить.
Перестаю ощущать на своей талии его руки и по слуху понимаю, что Марк суетится где-то рядом. Чем-то гремит и ерзает.
— У тебя парочка секунд, и глаза открываю, — я нетерпеливо топчусь на месте.
Чувство предвкушения и интереса сильнее разыгрываемся во мне, уже окончательно переключая меня с той гадкой встречи с Кариной. Пусть сама же и отравится свои ядом. Стерва.
— Готова? — ноты волнения в голосе Марка передаются и мне.
Зная задатки Громова удивлять, нужно быть готовой ко всему. Гадать, что он решил вычудить - бесполезно.
— Ну.. .Марк! Что там? — ною и уже нервно пританцовываю.
И наконец слышу долгожданное:
— Открывай.
Делаю вдох и распахиваю глаза.
— Где мы? — удивлённо осматриваю пустые белые стены.
— Это бывшая гостевая, будущая детская. Обернись, — мягко просит голос Марка за спиной.
Совершаю один поворот на сто восемьдесят, а мое сердце совершает миллиард кувырков за секунду. Потому что посреди пустой комнаты вижу родного двухметрового громилу в толстовке с ярким принтом и в неизменно потертых чёрных джинсах и... детскую кроватку.
Внутри меня все сжимается, дрожит до дурной нежности. И мои гормоны ещё и подсыпают всему этому остроты.
Смотрю на Марка, сияющего широкой улыбкой. Смотрю
на, стоящую рядом, белоснежную кроватку. И не пойму, кого хочется рассматривать больше.
— Лика, ты молчишь. Тебе не нравится? — уголки губ Марка стремительно опускаются.
— Извини, я просто взял на себя смелость и выбрал ее сам, но если ты.
— Марк, это. больше чем сюрприз, — прерываю его причитания, делая шаг к нему. В груди печёт, а мои ресницы уже на мокром месте. — Спасибо.
