А потом все замирает. И голос врача и мучительные стоны Рыжика, а ее пальцы резко перестают срастаться с поручнем, внезапно отпуская его.
Я сам уже готов стечь по стене к полу, как звонкий крик оглушает все вокруг.
— Девочка. Время 15:45, — радостно констатирует врач.
Девочка. Мое сердце больше не помещается в грудную клетку. Хватаю ртом воздух и смотрю на неё. На крошечного человечка, которого осторожно кладут Лике на живот.
Как через дымку уже на дрожащих ногах я все-таки добираюсь до Рыжика. Без лишних слов просто прижимаюсь своим лбом к ее виску, касаюсь губами мокрых солёных щек.
— Спасибо, — все что могу сейчас произнести.
И вкладываю в это слово больше, чем Лика себе может представить. Мое спасибо - это ее решение окликнуть меня тогда возле входа в университет.
— Марк, ты здесь. Все-таки успел, — облегченно выдыхает Лика. — Кстати, ты проспорил, — слышу ее тихий смех. — Она не рыжая.
Перевожу взгляд ей на живот. Дрожащие пальцы Лики осторожно гладят темноволосую макушку нашей дочери, которая все еще громко и смешно кряхтит. Со страхом сам касаюсь крохотных пальчиков и с бешеным чувством в груди наклоняюсь к ним. Делаю вдох. Fraise1. Как и мама...
И меня прошибает током. Вокруг словно все перестает существовать: эта комната, снующие возле нас врачи и их голоса. Остаётся только самое важное в моей жизни.
— Я люблю вас, — мой шёпотом срывается в сдавленный хрип.
Лика поднимает на меня взгляд. Смотрит огромными голубыми глазами. И первый раз за восемь прошедших лет я не вижу в них боль.
— И мы тебя любим. — шепчет она в ответ и слегка приподняв голову, тянется к моим губам. Целует и улыбается одновременно, —.папа.
— Папа. — повторяю я попугайчиком и снова возвращаю взгляд к своей крошечной дочери.
Охренеть. Я теперь реально папа.
Из родзала выхожу как пьяный. Меня шатает. И это что-то за гранью счастья.
Выплываю из дверей клиники в тёплый майский вечер. И усаживаюсь на ступеньки перед входом прямо в больничном костюме.
Опираюсь руками о свои колени и запускаю ладони в волосы. И наверное, выгляжу как дурак, когда широко улыбаюсь и лохмачу свою шевелюру пальцами, потому что на меня подозрительно косятся прохожие. Ну и пусть.
Зато я самый счастливый дурак на свете.
Я хочу кричать об этом. Но глубоким вдохом наполняю легкие ароматом цветущей сирени. Ей засажена почти вся территория клиники.
И пускай этот момент случился на восемь лет позже. Главное - он есть.
Теперь все хорошо.
