А симпатичных морских свинок Лине было жалко, и она потихоньку выпустила их, пока Марго отыскивала на чердаке недостающие ингредиенты. Свинки попались небалованные, шустрые, и за прошедшие пять дней их рыжие бока примелькались в самых неожиданных местах, начиная с кухни и заканчивая «шкатулкой» — держателем кристаллов. А когда одна высунулась из соковыжималки и начала верещать, то у хозяек чуть не стало на одну (и единственную!) соковыжималку меньше. Вызванный Координатор пообещал прекратить безобразие и стал собирать свинок, но младшее поколение было категорически против! Причем настолько против, что знаменитые Соловьевы сдались на четвертой минуте. Сейчас свинки смылись из аквариума и пошли куролесить по новой, а младшее поколение — Игорек со-товарищи — обдумывало план по их дрессировке.
Словом, все хорошо, кажется.
Только почему так тревожно?
Может, из-за Лёша?
Зеленоглазый ведьмак за эти пять дней… нет, он не отдалился, но и прежней близости, прежнего доверия больше не было. А ведь когда-то у нее голова кружилась, стоило взглянуть в эти безоглядно доверчивые, удивительно счастливые глаза.
Лёш изменился. То ли повзрослел, то ли дело было в ее признании, но изменился. Стал строже и спокойней… если можно так сказать. Как-то тише. Словно маску надел. Он больше не поддразнивал тетю Марго на семейных ужинах и не пел веселых песенок. Не позволял своему дару выйти из-под контроля — ни на концертах, ни дома. Да и концертов пока было всего два, остальные выступления он отменил. Постоянно пропадал куда-то, пугая родных и вызывая недовольство старшего брата, которому и приходилось его искать. Эта внезапная любовь к прогулкам неизвестно где была явно неспроста.
Вняв наконец просьбам матери (и подзатыльнику рассерженного старшего брата), юноша перестал улетучиваться из дома и почему-то вцепился в компьютер. Небольшой ноут нового поколения стал его неразлучным спутником, и молодой ведьмак не соглашался расставаться с ним даже на ночь. Только кухня была объявлена «бескомпьютерной территорией», и на время завтраков-обедов-ужинов ноут получал возможность передохнуть.
Лёш по-прежнему нравился ее Фениксу и по-прежнему был готов защищать ее от всего мира, не только от семьи. Но сам он больше не был прежним. За все это время он ни разу не пытался ее обнять. Даже поговорить.
Словом, Лёш изменился.
И Лина не понимала, что делать.
— Лина, оставь уж его в покое, — мягкий голос Милы нарушил ее сосредоточенность.
— Кого? — непонимающе отозвалась девушка.
Соловьева протянула руку и мягко отобрала у феникса ступку.
— Гриб этот сушеный. Ты его в пыль растерла. Так и надо по рецепту?
— Нет. — Девушка несколько удивленно рассматривала бывшый древесный гриб. Самоконтроль расшатывается на глазах.
И что с этим делать?
Феникс без самообладания — не феникс. Убийца без самоконтроля — расходный материал. И оттого, что тебя немного труднее убить, чем демона или человека, легче не становится. В истории клана было два случая, когда, нарвавшись на засаду, фениксы не смогли уйти и не успели покончить с собой. Говорят, одна из них жила еще семь лет. В плену, мечтая о смерти.
Феникс недовольно ворохнулся, «распушил перья». Ему не нравилось настроение хозяйки. Понимаю тебя, птичка. Но какие сейчас из нас с тобой убийцы… так, жертвенные курицы.
Лина механически отбирала нужные для антидота травы. Молча, экономно-аккуратными, отточенными движениями. Фениксы держат эмоции под контролем. Фениксы способны… в этом-то и дело.
Кто она теперь? Феникс? Член клана? Отступница? Ведьма?
Кто?
Несколько лет Лина мечтала вырваться из-под власти клана. Мечтала жить собственной жизнью, самой выбирать, что делать и как. Ну вот, о чем мечтала — сбылось, только в каком-то уродливо-искаженном виде. Она ушла из клана, причем не одна, а с любимым человеком. Теперь только живи — так, как хотела.
Только все не так.
Силы блокированы, доступа к ним нет. Без них она самая обычная ведьма, даже без особых способностей. Самой ей не выжить, приходится принимать защиту приютившей семьи и подставлять Соловьевых под возможный удар. Клан не прекратит охоту. А Лёш, хоть и сказал тогда «люблю», кажется, так и не смог простить ей лжи. Она как могла держала себя в руках, не позволяя себе ни лишнего слова, ни лишнего движения, она помогала чем можно… но долго так продолжаться не могло.
Что теперь?
Кто она все-таки?
И что ей делать?
Нет ответа.
— Ты все молчишь… — проговорил рядом негромкий голос Милы.
Нет, дрогнуть руки не дрогнули, но на миг замерли. Потом девушка аккуратно высыпала измельченные травы и кусочки смолы в миску, куда раньше отправила растертый в порошок гриб.
— Я работаю.
Хозяйка бросила на нее изучающий взгляд — девушка ощутила его даже не глядя. От него мгновенно загорелись щеки. Почему-то с Милой маска бесстрастия-хладнокровия давала сбой. Когда мать Лёша смотрела так, Лина чувствовала себя не фениксом и членом клана, а просто девчонкой. Обычной девчонкой, которая разговаривает с матерью своего парня. Как те, что сплетничали в гримерке клуба о своих жутких-и-ужасных проблемах — прыщ на носу вскочил или цена на квартиру поднялась. Счастливые девчонки…
— Вот что, — негромко проговорила Мила. — Я не знаю, что происходит с Лёшем, и не понимаю, что с тобой. Но дальше так продолжаться не может. Сядь.
— Мне нужно поставить смесь на огонь. — Она ответила, не успев подумать, хватаясь за первый попавшийся предлог, чтобы избежать разговора.
— Потом поставишь.
Плеснуло, тонко зазвенело, пахнуло ароматом горячего крепкого кофе.
Мы будем пить кофе?
— Нужно сейчас. Смесь испортится.
— И демон с ней! Сядь. Вот, возьми. — Женщина мягко, но настойчиво вручила Лине высокую золотисто-алую чашку с красивым рисунком, на котором раскинув крылья, стремилась в небо жар-птица. Лина невольно задержала на ней взгляд.
— Это, кстати, любимая чашка Лёша, — как бы между прочим, проговорила Мила. — Сам купил. Уже пять лет бережет.
Пять лет? С…
Девушка непроизвольно опустила глаза на свое запястье. Похоже.
— Вот именно. — Людмила вздохнула, придвинув к себе свою чашку. — Сейчас понятно почему. Задним числом вообще многое становится понятным. Замечала?
Глаза женщины были темны и загадочны.
— Иногда.
Только вот, если понимаешь все не вовремя, а лишь задним числом, то исправить уже ничего не исправишь.
— Например, становится ясен горячий интерес Лёша к расоведенью. И нежелание рассказывать о том, кто и где его лечил. Мы все понять не могли, отчего так. И то, что семь его песен написаны о потерянной любви и девушке с карими глазами. — Мила улыбнулась, но лишь кончиками губ, и до глаз улыбка не дошла. — Он искал тебя.
