Татка не могла восстановиться – мучилась от болей, гормональных нарушений и жила со страхом повторного кровотечения. А ещё её пугали сны, в которых какая-то старая страшная женщина, напоминавшая ведьму, смеялась над ней и что-то кричала. Таня не могла вспомнить, что за слова она слышала во сне, но часто просыпалась от кошмаров.
– Не переживай, успеешь, – заметил Николай Васильевич Римский, отец Павла, передавая очищенный апельсин Татке. – В нашей профессии иногда простые пахари решают больше, чем учёные. Помнишь, Верочка, у нас на кафедре терапии работала старенькая такая лаборантка?
– Да, Марина Алексеевна.
– Вот-вот, так она часто на вопрос «где все?» отвечала коротко и ёмко «кандидируют». Так что всё успеете. Костя, а ты уже на операции стоял?
– Да, – просто кивнул Казанцев. – Только пока ассистентом, мне больше трёх килограмм поднимать нельзя, а у нас иногда такие богатыри рождаются, что Вера Андреевна еле в руках удерживает. Мне стоять легче, чем сидеть. Ещё вот лежать могу. Элегантно и с претензиями на артистичность!
Все улыбнулись, переглядываясь и наполняя бокалы.
– А я тут на днях вычитала новый метод лечения болей. Как в спине, так и в суставах, и авторитетно заявляю, что помогает! – заявила Лилия Анатольевна, все вокруг оживились, потому что знали – эта неунывающая, неугомонная женщина не может долго грустить и печалиться, находя во всех ситуациях что-то позитивное. – Слушайте и запоминайте. Становитесь перед зеркалом и чётко говорите своему отражению: «Свежая французская булка хрусти, черепушка врага хрусти, снег под ногами хрусти, а моя спина не хрусти». И никаких твоих наркотиков, Паш, не надо! Всё как рукой!
– Но приход не тот, – тут же отозвался Римский.
– Тю, Паш, скажу тебе по секрету, что я теперь в таком возрасте, что для того, чтобы поймать этот ваш приход, мне не нужны наркотики, мне просто надо резко встать с дивана! Тут тебе и радуга, и космос, и невесомость иногда.
– Давайте, мы вас омолодим, – с улыбкой добавил Римский.
Телегина фыркнула и тут же ответила:
– В полтинник женщина после пластики выглядит как полтинник... с пластикой. К чему эти жалкие потуги? Моложавая женщина – это прекрасно, молодящаяся – жалко. А я всё в себе люблю и не хочу увеличивать ни губы, ни сиськи. Только зарплату и летний отпуск.
– Лилька, имей совесть! Всем растрепала про наш возраст! – Вера Андреевна широко улыбалась, опускаясь на ковёр рядом с маленьким Димкой.
– Когда Бог раздавал мозги и совесть, Верочка, я стояла за длинными ногами и сиськами, но они закончились, поэтому мне досталась жопа и приключения на сдачу!
Все слушавшие этот разговор дружно расхохотались, расслабились и одновременно заговорили, вспоминая и делясь с родными.
– Кстати, о диссертациях, – продолжила Телегина и искоса глянула в сторону мужа, – я сейчас своего Казанцева заложу.
– Лилька, не нарывайся, – беззлобно произнёс Фёдор Константинович и тоже опустился на ковёр к Симоновой и маленькому Диме, которого безоговорочно принял как внука.
– Муж писал кандидатскую и кашлял как тот чахоточный. Повела его на рентген, а лаборантка так его критически оглядела и говорит: «Ну… прикрывайте самое ценное». Этот стоит, оглядываясь по сторонам, и вдруг выдаёт растерянно: «А что тут у вас для головы?» Мои тогда впервые смеялись в голос, а лаборант так задумчиво выдала: «Вы первый, кто про голову вспомнил…»
– Так это не его специальность! – кинулся в защиту Римский.
– А что такого есть в твоей специальности, а? – тут же отозвалась Телегина.
– Да всё! Мы, реаниматологи, всё умеем и ничего не боимся! Вот я, к примеру. Не боюсь делать уколы, интубировать, брать кровь из всех центральных вен, делать катетеризацию. – Он задумался, как-то скривился и потряс головой. – Но каждый раз меня охватывает священный ужас, когда это собираются проделывать со мной. Вот ей-богу!
– Ну конечно, не боится он! Филейная часть-то не твоя! Вер, тебе там с моим Казанцевым не холодно? – переключилась Телегина на подругу.
– А нам сейчас Лёня плед сбросит, – Вера Андреевна повернулась к мужу, широко ему улыбнулась и бросила взгляд на молчащую Татку. – Должна заметить, что в любой специальности есть свои плюсы и минусы. Вот Мария Владимировна у нас учитель. Не представляю, как можно справиться с двумя десятками орущих Димок!
– Как говорил один наш преподаватель в институте: «Если процессом нельзя управлять – его надо возглавить!», – включилась в разговор Иринкина мама. – Помню, как я завизжала вместе с одной девочкой на уроке, так в следующую секунду ко мне в класс ввалилось полшколы. А у нас тишина, дети сидят удивлённые, но сидят молча. А я такая аккуратно что-то пишу на доске. После этого мои балбесики только видели, что я глаза закрываю и открываю рот, сразу умолкали или смеялись.
– Я всегда удивлялась в школе, как учителя красиво на доске писали, – тихо проговорила Таня и замерла, будто сама не ожидала от себя произнесённой фразы. Вера Андреевна провела ладонью по её коленке и легко сжала.
– Зато врачи как напишут! Ни пациент не прочтёт, ни сам врач иногда не догадается, что такого он хотел донести до этого мира.
– Недавно прочитал, что чем неразборчивее почерк у человека, тем он круче в постели. – Николай Васильевич Римский подмигнул и закончил: – Коллеги, мы с вами просто сексуальные монстры.
– Точно! Особенно после дежурства, – под общий смех простонал Константин.
– Говорят, что именно поэтому у нас не сбываются новогодние желания, потому что Дед Мороз не может прочесть наши письма.
– Когда мы становимся старше, список желаний на Новый год становится всё меньше и меньше, – задумчиво произнесла Вера Андреевна, поглаживая Димку по голове. – А то, что мы действительно хотим на Новый год, нельзя купить за деньги.
– Да, это точно. – Мария Владимировна взяла мужа под руку и положила голову ему на плечо. – Хочется иногда уехать к себе в поместье на лето, и обмахиваясь веером читать книжку в ожидании скучающего ловеласа, который бы заглянул к стареющей графине, чтобы наговорить сальностей, поцеловать ручку, обсудить соседних помещиков... Веера нет.
Все посмотрели на задумчивую Акони и громко рассмеялись.
– Ой, Маш, я прям представила и себя рядом! – Телегина изобразила, как бы она лежала на террасе своего поместья. – Но когда на дачу приезжаю,