— Если Элис Симмонс не сможет нам ничего толком рассказать о прошлом Элспет, положение наше ужасное. Мы предполагаем, что между ней и Обри есть какая-то связь, но на то, чтобы установить эту связь с помощью официальных каналов, могут уйти годы, а убийца движется со скоростью что ни день, то убийство. Если мы быстро не найдем связующую нить между прошлым и настоящим, в морге скоро не останется пустого места.
— То, что она хочет вас срочно видеть, — хороший признак, — как всегда оптимистично заявил Фоллоуфилд. — У нее, должно быть, есть что порассказать.
— Она, наверное, хочет знать, почему я до сих пор не поймал убийцу ее дочери, — пробормотал Пенроуз, открывая дверь в комнату для собеседований. — Будь я на ее месте, я бы именно это и спросил.
Но женщина, сидевшая за маленьким столом в середине комнаты, скорее напоминала не пришедшего жаловаться, а смертельно измученного человека. Элис не являлась кровной родственницей Бетти Симмонс, и потому было странно ожидать между ними внешнего сходства, однако Пенроуз почему-то считал, что мать Элспет должна походить на Бетти. Но он ошибся. В поведении Элис не было и тени той сдержанности, которая сопровождала каждое движение ее невестки; более того, даже в казенной атмосфере полицейской комнаты она держалась намного непринужденнее, чем Бетти в своем собственном доме. Элис оказалась высока ростом, со светлыми, с серебристым отливом, волосами; ее костюм отличался сдержанностью только в окраске: каждая его деталь выглядела тщательно продуманной, и Пенроуз, который никогда не подозревал, что черный цвет может быть таким выразительным, тщетно пытался найти в ее наряде хоть что-нибудь ординарное — даже лежавшие на столе перчатки были украшены бархатными цветами. И он в жизни не видел столь оригинального траурного головного убора — эта огромная шляпа не умещалась нигде, кроме как на полу, рядом со стулом ее владелицы. Но больше всего поразило Пенроуза, что, несмотря на свой несчастный вид, Элис Симмонс каким-то образом сохраняла уверенность и достоинство.
— Спасибо, что так быстро к нам приехали, миссис Симмонс. Жаль только, что это вызвано столь трагическими обстоятельствами.
— Все были ко мне настолько добры, — сказала она так тихо, что он едва ее расслышал. — И в морге… люди, что за ней смотрят, были как нельзя внимательны, а Бетти сказала, что вы все трудитесь не покладая рук, чтобы выяснить, что случилось. Знаете, я вам очень благодарна. Очень.
Она впервые подняла глаза на Пенроуза, и ему подумалось, что судьба сыграла жестокую шутку, отказав даже в малейшем сходстве между Элис Симмонс и ее нежно любимой дочерью. Цвет ее лица, фигура и манера поведения не имели ничего общего с Элспет, которую он видел на фотографии у Хедли. Пенроуз подумал, что, возможно, это физическое отличие было болезненным напоминанием как для матери, так и для дочери о том, что их отношения построены не на прочной природной связи, а потому ненадежны в самой своей основе.
— Мы делаем все, что можем, миссис Симмонс, — сказал инспектор и представил ей Фоллоуфилда, который тут же взял со стола пустую чашку из-под чая и послал констебля принести полную. — Но должен признаться, что помощь нам, несомненно, пригодилась бы, и мы очень на вас надеемся.
— Конечно, вам нужна помощь. Как вы можете чего-то добиться, не зная всей истории? — И она, предвидя неизбежное, полезла в сумку за носовым платком. — Мне разрешили немного посидеть рядом с ней: я и Элспет, больше никого. Я должна была сказать ей, как мне больно. Элспет росла, окруженная столькими бедами, и единственным утешением являлось то, что она о них ничего не знала, — нам удавалось ее от этого уберечь. А теперь вот что случилось: она заплатила жизнью за то, в чем не была виновата. Стоит такому произойти, и все как один говорят: не верю, что подобное возможно. Все, но не я. Я надеялась, что смерть Уолтера положит конец нашим бедам, но в глубине души я знала: худшее еще впереди. Поэтому я и пришла к вам: я хочу, чтобы подобное никогда больше не повторилось.
— Вы знаете, кто убил Элспет, миссис Симмонс? — мягко спросил Пенроуз, не смея верить, что у Элис есть ответ на его вопрос. Он посмотрел на Фоллоуфилда и увидел, что и сержант тоже с трудом сдерживает волнение.
— Нет, но я могу попытаться объяснить, почему это произошло. Бетти ведь рассказала вам, что мы с Уолтером не могли иметь своих детей? — Пенроуз кивнул. — Мы пытались еще до войны и не один раз, но неудачно, и это начало разрушать нашу семейную жизнь. Я не могла думать ни о чем другом — я хотела ребенка. Физическая близость больше нас не радовала, она стала чем-то отдельным от наших отношений — вы, наверное, понимаете, что я имею в виду. Уолтер перестал со мной разговаривать. Я думаю, он просто не знал, о чем со мной говорить. Наши отношения зашли в тупик: мы не могли родить ребенка и не могли быть счастливы вдвоем. Я надеюсь, вы не против того, что я вам рассказываю о таких вещах, — это все очень важно.
— Конечно, не против.
Пенроуз слушал миссис Симмонс с искренним интересом, надеясь, что ее все же привело к ним не одно только желание посетовать на неудавшуюся семейную жизнь, и он обрадовался, когда Фоллоуфилд деликатно подтолкнул Элис к более существенной теме:
— И вы, миссис Симмонс, предложили вашему мужу взять ребенка на воспитание?
— Нет, сержант, к сожалению, я предложила далеко не такой разумный выход. — Она умолкла в нерешительности. — Мое предложение было чрезвычайно глупым, особенно с учетом того, что мы не знали, по чьей вине не можем иметь ребенка. Я спросила Фрэнка, не согласится ли он помочь мне стать матерью. Он согласился, но только при условии, что Уолтер и Бетти дадут свое согласие. Я, наверное, тогда совсем была не в себе, — просить брата собственного мужа о таких вещах! Когда я рассказала об этом Уолтеру, он, конечно, пришел в ярость. Я никогда его таким не видела. Не думаю, что Фрэнк успел рассказать о моем предложении Бетти, поскольку Уолтер даже не думал соглашаться. Вскоре разразилась война, и Уолтер просто не мог дождаться, чтобы его наконец забрали в армию. Все, что угодно, — только бы не быть рядом со мной и моим предательством.
«Это объясняет, почему Элис никогда не приезжала в Лондон, — подумал Пенроуз. — Интересно, пожалел Фрэнк Симмонс о своем честном намерении или нет? И была ли его привязанность к Элспет компенсацией за упущенную возможность стать ее отцом? И о чем думал Фрэнк, когда вчера заговорили о супружеской жизни Уолтера и Элис?»
— Фрэнк сказал нам, что Уолтеру помог с удочерением Элспет какой-то товарищ по армии. Вы знаете, кто настоящие родители Элспет?
— Я знаю по крайней мере кто был ее отец. Хотя поначалу я этого не знала — была настолько счастлива, что у меня появилась Элспет, и я даже не смела спросить, откуда она взялась. Тогда мне было известно лишь одно — ее оказалось некому воспитывать. Когда Уолтер принес девочку домой, ей исполнился всего один месяц и она была прелестнейшим существом — даже в таком раннем возрасте угадывалось, что у нее чудный характер. Мы назвали ее Элспет — так звали мать Уолтера, и я хотела, чтобы у него с девочкой была такая же сильная связь, как и у меня. С тех пор я никогда не оглядывалась назад. Лишь в прошлом году, когда Уолтер понял, что умирает, он мне рассказал все, что ему известно.
