— Господин желает отведать десерта? — пропела незнакомка.
— Десерта? — переспросил Острый, смотря на ее грудь удивленным взглядом.
— Да… — это было произнесено уже с придыханием.
Я заскрипела зубами. Чего это она к моему богатырю лезет? Стоп… я сказала к моему? Не самый удачный момент признаваться себе в том, что я его ревную. Но раз сказала. Так какого черта она к нему лезет?
— Что за слово такое чудное? — нахмурившись, спросил у ее выпуклостей явно пятого размера Залесный.
— Это блюдо подают после основной трапезы. Сладкое блюдо…
— Богатырь дома поест, — рыкнула я, махая перед лицом мужчины рукой. Чего он так смотрит на прелести этой нахалки, которая решила посягнуть на чужое добро?
— А я, пожалуй, не откажусь, от десерта, — полностью проигнорировав мои действия, пробормотал воин.
У кота был трудный разговор с Бериславой. Сначала она гоняла его по кухне, возмущаясь, что без ее ведома он решил переправить Александру в Шамахан. Потом, когда женщина устала и у нее стала кружиться голова, Тим смог спокойно ей все рассказать. Ему даже удалось убедить ее в том, что действовал он ради счастья девушки, и угрозы там для нее нет. Залесная слушала его внимательно, но в сторону лежащей на столе скалки косилась часто, живо представляя себе, как все же стукает этого наглого прохвоста по голове.
— Не переживай, душа моя, — мурлыкал ученый, трясь боком о ее ноги. — Тебе волноваться вредно. Ты под сердцем наследника или наследницу Шамахана носишь.
— Ах, ты! — пригрозила ему кулаком жена Черномора. — Супруг точно не в восторге будет. Все же, возраст…
— Все же Острослов точно не захочет оставаться в чужих краях. Ему Буян ближе.
— Твоя правда, кот, — вздохнув, признала очевидное Берислава. Ее сын на чужой стороне жить не сможет.
— Я бы и тебя смог в Ужгород переправить, но боюсь за твое здоровье. Все же не известно, как переход повлияет на твою беременность. Не будем рисковать.
— А где у нас лежат соленые помидоры? — не к месту спросила женщина, оглядываясь по сторонам.
Кот только фыркнул и пошел звать на помощь Арину. Девушка обнаружилась в сенях, она подметала полы и, казалось, витает где-то в своих мыслях. Кот сразу понял, кто является причиной ее дум. И то был не богатырь из терема.
— Там помощь твоя нужна, — мурлыкнул Тимоша, подойдя ближе к ней.
— Помощь? — переспросила, продолжающая витать в облаках Риша.
— Да, — закивал рыжик. — Так что беги в кухню, там Берислава не знает, чего хочет.
Пока Арина суетилась вокруг Залесной, кот тихо прошмыгнул на второй этаж и направился в сторону комнаты Острослова. Ему бы одним глазком взглянуть на события, что происходят в Шамахане. Потому что ученый уже стал сомневаться в положительном исходе дела. И чего им надо? Нет, чтобы сразу броситься в объятия друг друга и признаться в вечной любви… Они еще сомневаются, ходят вокруг да около. А ведь он так старался, два долгих года тратил магические силы на то, чтобы и Александра и Острослов постепенно влюблялись. И что в итоге? Этот непутевый так и продолжал водить в терем девиц, Саша же думала, что сходит с ума, видя в отражениях и снах незнакомого мужчину. Два толстолобых, невыносимых тугодума.
Подойдя к зеркалу, он присел возле него и уперся передними лапами о гладкую поверхность.
— Откройся мне и покажи, — певуче стал проговаривать слова заклинания рыжик, -
Две сплетенные в узор судьбы.
Мелодию стучащих в унисон сердец,
Как он наденет на ее голову венец…
Зеркало подернулось рябью и стало показывать картинку.
Всего пара минут, и вот Тимофей уже снова видит свое отражение.
— Ну, Агний, — зашипел пушистик, — подставил, так подставил. Ну, ничего… — в зеленых глазах появился хитрый блеск. — И на моей улице праздник будет. Когда этот колдун доморощенный узнает, кто его родители и каким таким образом он на Буяне оказался.
Мужики во всех мирах мужики. Им только дай на девичьи прелести посмотреть, у них (в большинстве случаев) сразу же мозг отключается. С молоком матери они, что ли, к женской груди тянутся?
— Острослов…
— Погоди, Александра, — отмахнулся от меня богатырь. — Так, как, говоришь, тебя зовут?
— Яснозория я, — пролепетала девица уже буквально кладя внушительную грудь на плечо мужчине.
— Послушай, Яснозория, — я стала закипать, — шла бы ты лесом да полем к какому-нибудь Темнополью!
— А чего это ты так злишься? — Острый все же решил обратить на меня внимание. — Тимофей разве не давал тебе задания пристроить хотя бы пару богатырей?
— Давал, — пришлось признать.
Действительно, чего я завелась? Словно старый советский будильник. Он волен поступать, как считает нужным. Я не имею права диктовать ему, что делать. Понравилась ему эта… пышногрудая — пусть идет с ней, куда хочет. Чего я, в самом деле…
— Не пыхти ты так, — хмыкнул Залесный, вновь обнимая меня за талию и придвигая к себе ближе. — Или ревнуешь?
Кто?! Я?! Да! Но тебе, паразит такой, не признаюсь! Потому что…
— Ты это специально что ли сделал? — прищурившись, спросила.
— Как ты могла такое обо мне подумать? — притворно возмутился молодец и сделал вид, что поглощен очень вкусной мясной лепешкой.
— Острый! — воскликнула и пихнула его локтем в бок. — Отвечай!
— Значит, на закат смотреть не пойдем? — спросила Яснозория.
— Да.
— Нет!
Думаю, не сложно догадаться, что злое «нет» принадлежало мне.
За длинным заставленным яствами столом стало тихо. Посмотрела на наблюдающих за всем этим безобразием мужчин и насупилась еще больше.
— Доиграешься, Острослов. Больше не буду наколдовывать вам пирожков, — тихо произнесла, чтобы только он услышал.
— Уже доигрался, — прошептал молодец мне в самое ухо и одновременно с этим провел ладонью по моей спине.
— Ты что делаешь?
— Вообще ничего, — сказал этот нахал, возвращая свою ручищу мне на талию.
— Покусаю, — пригрозила, вгрызаясь в мягкую выпечку, что сейчас держала в правой руке.
Острый иронично изогнул бровь, дескать, ну ты можешь попробовать, и я не могу гарантировать, что мне это не понравится.
— Так мы пойдем встречать рассвет в объятиях друг друга? — вновь вклинилась в наш разговор пышногрудая красавица.
— Не сегодня, — не переставая смотреть мне в лицо, произнес сын Черномора. — Меня явно не хотят отпускать.
Сказав это, его взгляд остановился на моих губах.
Почувствовала, как щеки начинают гореть от смущения. Нет, само собой, я уже целовалась, и причина такой реакции была в другом. Просто я сейчас ясно дала понять богатырю, что он мне небезразличен. Да и какое «безразличен», если на протяжении двух лет видела его во снах?
