Рука сама собой потянулась к карману за мобильным.
— Подождите минуту, я сам попробую. — Дима номер набрал и приложил мобильный телефон к другому уху, правда, уже через несколько секунд, услышав знакомую мелодию из кухни, свой телефон выключил. — Марина свой телефон забыла дома. А номер отца Антона я не знаю. — Гранович поднял глаза к потолку, принимая решение. В конце концов, кивнул. — Хорошо, Анна Викторовна…
— Васильевна, — перебили его.
— Да, извините, Анна Васильевна. Я сейчас сам приеду.
Положив трубку, Дима ещё некоторое время постоял, на телефон посмотрел, раздумывая, стоит ли звонить Марине на работу и пугать до смерти. Но ведь учительница сказала, что с Антоном всё в порядке, просто вляпался во что-то по дурости, и, наверное, стоит сначала самому выяснить, что именно произошло. А потом уже Марине сообщить новость… что её сын попался с сигаретой в зубах. Дмитрий почему-то не сомневался, что именно это случилось. А если Марину взять с собой, она прямо там начнёт причитать и взывать к разуму и совести Антона, что тот явно воспримет, как сокрушительный удар по своей репутации, и всеми возможными способами начнёт её уже на следующий день восстанавливать, и что пойдёт вслед за сигаретами — лучше не думать.
Прихватив с собой телефон Марины, Гранович отправился в школу. По дороге хмурился, не представляя, если честно, как ему себя в школе, перед учителями вести. И уж тем более, как представиться. А ведь ещё придётся Антону под нос кулак сунуть в знак острастки, и всерьёз сделать вид, что зол и дурь из мальчишки готов выбить. В школе ведь любят, когда родители-родственники-взрослые детей воспитывают. Пока на светофоре стоял, руку в карман пальто сунул, достал пачку сигарет, открыл её и попытался вспомнить, сколько в ней было сигарет вчерашним утром, перед тем, как Антон в школу отправился. Память напряг, а после решил, что по шее кое-кто всё-таки получит.
К школе подъехал в тот момент, когда прозвучал звонок, как выяснилось, на перемену. На улицу, не смотря на мороз, высыпали подростки, и некоторые из них, на вид не старше пятнадцати лет, совершенно спокойно закурили прямо на крыльце. Гранович их взглядом посверлил, распахнул дверь перед стайкой девочек, разряженных так, словно они этим утром, спросонья, школу с ночным клубом перепутали, и шагнул под крышу школы. Его сразу накрыл невероятный гам, суета такая, что ему и не снилась даже за день до открытия гипермаркета. Какой-то малыш под ноги ему кинулся, Дима его за лямки рюкзака поймал и поставил ровно. И тогда уже взглядом с охранником встретился. Тот сидел, совершенно спокойный, видно уже привыкший к круговерти вокруг, газету читал, и время от времени кидал безразличный взгляд на монитор. Правда, Грановичем заинтересовался.
— Вам помочь?
— Да, мне нужен кабинет завуча. Меня вызвали, — добавил он, и совершенно неожиданно почувствовал лёгкую неловкость, словно, в самом деле оправдываться пришёл за своего ребёнка.
— Второй этаж, третья дверь налево. Там на дверях написано, увидите.
— Отлично, — пробормотал Дима, направляясь к лестнице, и не переставая оглядываться. Так сразу и не припомнишь, сколько лет он в школе не был. Всё таким странным кажется, неорганизованным. Наверное, это уже привычка начальствовать, так и хочется кулаком по чему-нибудь шарахнуть, чтобы все носиться и орать перестали, и успокоились враз.
На втором этаже, в коридоре, ему навстречу попались учителя, и к Диме сразу уверенность вернулась, как только он взрослых людей увидел. А то кругом дети, дети, разных возрастов, поневоле занервничаешь. А тут сразу плечи расправил, в походку вернулась твёрдость, и он даже не постучал в дверь, за которой завуч сидел. Или сидела. Заметил, что учителя его удивлёнными взглядами провожали, наверное, узнали, что было не очень-то приятно, Дмитрий от камер всегда предпочитал прятаться и интервью давал редко, но всё равно его физиономия у всех на глазах была. Но иногда, например, сегодня, на этом можно было сыграть.
Дверь открыл и вошёл в маленький, узкий, похожий на пенал, кабинет. У единственного окна письменный стол, за ним женщина в годах, аккуратно причёсанная, седовласая, с огромными очками на носу. Когда Дмитрий вошёл, она голову подняла, очки поправила и недоумённо приподняла брови, правда, уже в следующую секунду на её лице промелькнула тень узнавания. Видимо сложила в голове имя мальчика, вляпавшегося в историю, все сплетни и слухи, волной прокатившиеся недавно по городу, и пропиаренную физиономию Грановича, и весь гнев, всколыхнувшийся в ней, при его внезапном появлении, утих. Дмитрию навстречу приподнялась, а взгляд кинула в сторону. Гранович тоже туда посмотрел и увидел четырёх мальчишек, приунывших, невесёлых, сидели рядком на стульях у стены, и терпеливо ждали приговора. Одним из них был Антон, и вот его-то глаза вспыхнули надеждой, когда он увидел Дмитрия.
— Добрый день, — поздоровался тем временем Гранович, и ловко схватил Антона за шкирку, приподнимая со стула. — Я вот за этим молодым человеком. Что он натворил?
Когда они вместе с Антоном спустя сорок минут вышли из школы, Дима очень чутко прислушивался к себе. Внутри всё нехорошо закипало, пытался переварить то, что ему учителя наговорили. Неизвестно почему, но они вывалили на него все свои упрёки, претензии, присовокупив к ним пожелания на будущее поведение и благоразумие Антона. Дима всё выслушал, силился улыбаться, и теперь точно знал, что Игорь к словам Марины не прислушался, и в школе не был. А ещё не понимал, с чего вдруг ему всё это рассказали! Анна Васильевна, та, которая классный руководитель, разговаривала с ним заговорщицким шёпотом, и даже один раз призналась, что Марине она не осмеливается обрисовать картину во всех её тёмных тонах.
— Марина Николаевна такая впечатлительная, — пожаловалась она.
— Да? — скрипучим голосом поинтересовался Гранович, косясь на виноватого Антона. Вот только Диме отчего-то не верилось, что тот в самом деле чувствовал такую сильную вину. Он явно был сам себе на уме.
К тому же, после Анны Васильевны, он попал в руки завуча, которая рвалась в бой и мечтала показать Грановичу все проблемные помещения школы. Он выдержал целых пятнадцать минут и осмотрел кабинет физики и актовый зал, а затем начал решительно прощаться. И теперь у него к Антону тоже появились претензии, большие. А тот, вырвавшись из школы, заметно повеселел, и едва ли не вприпрыжку рядом с Димой вышагивал.
— Если ты думаешь, что всё обошлось, и я матери не расскажу, то очень зря, — заявил Дима, чтобы мальчика спустить с небес на землю.
Антон тут же насупился. Пару секунд размышлял, после чего решил, что надо договариваться.
— Ей совсем не обязательно знать. Она расстроится. Ты слышал, что Василиска сказала? Мама — впечатлительная!
— Будешь тут впечатлительной, если тебя впечатляют и впечатляют.
— Да я ничего не делаю!
— Вот только не надо басен. Не делает он!.. Ты делаешь, только молчишь, как партизан. Вот только хочу тебя разочаровать, умник, если ты молчишь, то это не значит, что никто не замечает. Ещё одну сигарету стыришь, дам по шее.
