Ричард посмотрел в пол, будто искал там ответа или считал додесяти. Поскольку я за последние пять минут ничего не делала, чтобы егоразозлить, то не понимала, откуда такое напряжение. Он посмотрел на менягусто-карими глазами, но мне все равно не хватало его волос. Печальные остаткикудрей уже начали украшать его голову, но это даже близко не подходило к тому,что было, пока он не разозлился сам на себя и не обкорнал себе волосы.
— Он ведёт себя как твоя жена.
Натэниел отошёл к кофеварке, а так как я сидела,прислонившись к ней, он оказался рядом со мной и очень старался не встречатьсясо мной глазами, будто боялся того, куда может свернуть разговор.
— И это тебя почему-то раздражает?
— Ты с ним не спишь.
— Ещё как сплю. Почти каждую ночь.
— Ладно, если ты буквоедствуешь, я могу выразитьсяточнее. Ты с ним не трахаешься.
Я покачала головой:
— Ты всегда очень мило разговариваешь, когда злишься.
— Я не злюсь, я пытаюсь понять.
— Что понять?
Мика смотрел не Натэниела и не на Ричарда, а на меня.Шартрезово-зеленые глаза стали серьёзными, будто он боялся каких-то действий смоей стороны. Я попыталась улыбнуться ему уверенной успокаивающей улыбкой —дескать, я ничего такого не устрою, но такие улыбки у меня не слишком хорошовыходят. И его глаза из серьёзных стали слегка тревожными.
— Тебя, Натэниела и Мику.
Я хотела спросить: «А зачем тебе это понимать?» Но япыталась быть дружелюбной — или дружелюбней, чем обычно.
— Что же здесь понимать, Ричард?
Натэниел стал увязывать волосы в высокий тугой хвост. Такобычно носят волосы женщины, а не мужчины — высокий подпрыгивающий хвост,раскачивающийся на ходу. Но при его длине волос, чтобы они не мешали приготовке, их приходилось либо заплетать в косу, либо увязывать в такой хвост.Как только он понял, что мне этот хвост кажется симпатичным, он стал завязыватьего чаще. Сейчас он вымыл руки и направился к холодильнику.
— Как ты можешь так на него смотреть, если вы нетрахаетесь? — спросил Ричард.
Когда я повернулась к нему лицом, я уже знала, что на этомлице не осталось дружелюбия.
— Если хочешь говорить грубо, Ричард, то можно, толькотебе это не понравится.
— О чем это ты?
— Ладно, — сказала я, — сыграем в твою игру.Почему ты не смотришь на Клер как я на Натэниела, раз вы с ней трахаетесь?
Он потемнел лицом:
— Не смей говорить о Клер в таком тоне!
— А ты — про Натэниела.
А Натэниел будто нас и не замечал. Он достал из ящикаширокую мраморную доску и положил её рядом с раковиной. Эта доскаиспользовалась только для одного — какой-нибудь выпечки. Натэниел подошёл кхолодильнику, достал тесто, которое сделал ещё вчера перед свадьбой. Значит, унас все равно будет домашнее печенье, как это планировалось.
— Что он делает? — спросил Ричард.
— Я думаю, печенье печь собирается, — пояснилМика.
Натэниел кивнул, и водопад каштановых волос качнулся, какпривязанный.
— Кто будет печенье, чтобы я знал, сколько печь?
Он обернулся, очень мирно глядя на всех нас, будто мы и нессорились. Ну, вообще-то я видела его воспоминания, и по меркам его детства этодаже ссорой назвать было нельзя.
— Я буду, — сказал Фредо.
— Домашнее печенье? — спросила доктор Лилиан.
— Полностью домашнее.
— Тогда да, спасибо.
Натэниел посмотрел на Ричарда и Клер:
— Вы будете? Грегори будет, я знаю.
— Как только выяснится, что с Дамианом все в порядке,мы уедем тут же, — ответил Ричард.
Натэниел перевёл взгляд на Клер:
— А вам?
Она посмотрела на Ричарда, несколько нервно, потом кивнула.
— Да, если можно. — И потрепала Ричарда по плечу:— Мы же не завтракали.
Ричард нахмурился.
Я хотела остановить эту ссору. Натэниел был прав, даже несказав ни слова: это действительно настоящей ссорой не назовёшь. Но, как двоенужны для ссоры, так и для соглашения о прекращении огня тоже нужны двестороны.
— А какая тебе разница, что я о нем говорю? Он же длятебя ничего не значит.
Я допила кофе, аккуратно поставила кружку на ящики иулыбнулась. И без зеркала я знала, что улыбка эта не была приятной. Такая уменя появлялась, когда мне приходилось делать что-то насильственное, когда меняк этому вынуждали. Если бы я сомневалась, какая получилась улыбка, то сомнениятут же развеялись бы: Фредо подобрался, свободно висящие руки напряглись. Онзнал, что дело может обернуться плохо. И Мика тоже это знал, судя по выражениюего лица. Даже Клер встревожилась. Натэниел продолжал раскатывать тесто. Всеравно завтрак нам нужен, вот он и будет делать завтрак. Натэниел в определённомсмысле практичнее даже меня.
Ричард мрачно на меня смотрел, и я знала, что сейчас онхочет ссоры. А я, как ни странно, не хотела.
— Если бы даже он был всего лишь моим pomme de sang,это много бы для меня значило, Ричард.
Мика подошёл и встал позади. Думаю, он ожидал от менясюрпризов, но я — на этот раз — держала себя в руках. Я взяла его за руку,отчасти чтобы успокоить его, а отчасти — потому что он стоял достаточно близко.
— Если он для тебя больше, чем пища, почему…
И снова ему будто не хватило слов.
— Почему я с ним не трахаюсь?
Мика прислонил меня к себе, обняв двумя руками. Как будтодумал, что меня придётся сдерживать, давая Ричарду время добраться до двери.Ну, не так уж я вспыльчива. Почти никогда не бываю… Ну, иногда… Ладно, японимаю, почему он нервничал.
Я прислонилась к Мике, устроилась на нем, как в любимомкресле. И почувствовала, как не осознанное мной напряжение уходит из мышц.
— Я думал, ты с ними обоими имеешься.
— Интересный выбор слов, — ответила я, инапряжение стало тут же возвращаться.
— «Спать» ты мне не позволила произносить, а глагол…«трахаться» я сам стараюсь не употреблять.
— Есть ещё такие научные термины как секс или половоесношение.
— Хорошо. Я думал, ты имеешь сношения с ними обоими.
— Теперь ты знаешь, что это не так.
— Да, — ответил он голосом менее сердитым, потише.
У меня было такое чувство, что я чего-то не могу понять.
— Какая разница, есть у меня секс с одним из них или собоими?
