— Как знаешь.
Коротко попрощавшись с Питером и Люськой, Тони повернулся и пошел к выходу, даже не посмотрев на меня. Питер удивленно приподнял брови, но Люська скорчила страшную рожу, и он, снова поцеловав мне руку, поспешил за Тони.
— Не бери в голову! — приказала Люська. — Ложись спать. Утро вечера мудренее. И возьми собак к себе, веселее будет.
Собак я взяла, точнее, они и так уже дрыхли на моей кровати, но сильно веселее мне от этого не стало. Наплакавшись всласть в ванной, я забралась под одеяло и только выключила свет, как позвонил Тони.
— Прости, моя хорошая, — попросил он. — Я сегодня весь день вел себя как тупая скотина. Пожалуйста, прости. Мне очень стыдно.
— Ничего, — пробормотала я. — Я не… не сержусь. Ничего страшного.
— Я не знаю, что происходит, Света. Я так хочу быть с тобой, но иногда бывает что- то такое… Меня тянет к тебе, но внутри как будто что-то сопротивляется, отталкивает.
Словно ледяные пальцы пробежали по позвоночнику. Именно так сказала Люська. Вас как будто тянет друг к другу — и тут же отталкивает. Нет уж, ко второй серии рефлексий я точно была не готова.
— Тони, давай не будем сейчас об этом, хорошо? Завтра… все будет по-другому, — сказала я, отчаянно желая в это поверить.
— Хорошо, Света. Спокойной ночи. Да, забыл. Питер хочет поговорить с нами. Я так думаю, что о кольце и о Хлое. Мы ведь все равно собирались ему все рассказать. Думаю, лучше это сделать в конторе, чтобы Люси…
— Тони, я расскажу обо всём — всем. Питеру и Люси. И Джонсону.
— Ты уверена? — удивился Тони.
— Да. Маргарет разрешила, — это была неправда, точнее, не совсем правда, насчет Люськи я решила только сейчас, но какая, собственно, разница? — В худшем случае, они просто не поверят.
— Ну… тебе виднее. Целую! До завтра.
— До завтра, — прошептала я пищащей гудками трубке.
23. Лига наций
Мне снилось, что мы с Тони приехали в Стэмфорд на ярмарку. Жаркий солнечный день, играет музыка, кругом толпы народу. Мы ходим, держась за руки, между палатками и каруселями, и вдруг он куда-то исчезает. Вроде бы отвернулась всего на секунду, и оказалось, что я уже одна. А народу становится все больше и больше, все шумят, из-за чего-то волнуются. Я протискиваюсь между людьми, высматриваю синюю рубашку Тони и наконец вижу его вдали, у карусели. Той самой круглой карусели с лошадками, на которой мы катались.
С большим трудом я пробираюсь к нему, зову его, но Тони не откликается. Он стоит спиной ко мне, а на плечах у него сидит девочка лет трех — в таком же синем платье, как его рубашка. У нее темные волосы, собранные в три коротких хвостика
— два по бокам и один фонтанчиком на макушке. В одной руке красный шарик, а другой она держит Тони за ухо.
— Мэгги! — зову я.
Тони оборачивается, и я вижу, что на его плечах — кукла! Очень похожая на настоящего ребенка, но только неживая, отвратительно мертвая кукла. Ее пластиковые веки поднимаются, кукла смотрит на меня ярко-синими глазами и отчетливо выговаривает: «Ма-ма!»
Я проснулась от жарких влажных поцелуев — одна из корги, поскуливая, слизывала слезы моих щек. Обнимая собаку, я пыталась думать о чем угодно: о мороженом, цветах, Париже, неаккуратно зашитой перчатке лакея Томми. О чем угодно — лишь бы не вспоминать этот леденящий кошмар. Корги щекотно дышала в ухо, и постепенно меня затянуло в рваную дрему с беспорядочными клочками бессвязных сновидений.
Сквозь сон я услышала стук в дверь и отозвалась, не желая вставать и выходить в коридор. Удивленная Энни внесла чай, и пока она пристраивала поднос на тумбочку, я заметила на ее лице злорадное выражение. Наверняка решила, что мы с Тони поссорились.
Прихлебывая чуть теплый чай, я старательно гнала от себя жуткий сон, но он никак не желал уходить. Синие глаза куклы таращились на меня, словно смотрели откуда-то сквозь комнату.
В детстве я не играла в куклы. У меня было множество мягких и пластиковых зверей — и ни одной куклы, если не считать рыжую Риту, с которой я изображала Василису. Но она была настолько страшная — косоглазая, курносая, с торчащими зубами, что и на куклу-то не очень похожа. Обычных я не просто не любила, а боялась, и продолжаю бояться до сих пор, как некоторые люди панически боятся клоунов. Куклы пугали меня своей похожестью на людей — и в то же время… безжизненностью… мертвостью. Но ужас этого сна заключался не только в кукле, было что-то еще. Намного более ужасное.
Почему я назвала девочку Мэгги?
Маргарет?
Нет, дело не в ней. Но в чем?
Выпустив собак из комнаты, я пошла в ванную и полчаса стояла под таким горячим душем, какой только могпа терпеть, пока кожа не стала красной, как у свежесваренного рака. Накинув халат, я высушила волосы и вернулась в комнату.
Синее платье лежало на кресле. Я взяла его, погладила пальцами мягкий велюр, который серебрился, словно на нем осели мельчайшие водяные капельки. Оно было действительно великолепно и шло мне невероятно. Когда мы жили с Федькой, я могла покупать очень дорогую одежду, но ничего даже близко похожего у меня не было. Даже страшно представить, сколько могло стоить это платье. И я была от него просто в восторге, но…
Я знала, что Тони оно не понравилось. Точнее, не понравилась я в нем. To, что в нем я была похожа на Маргарет. Но почему? Что в этом такого?
Время тянулось медленно, и я уже хотела пойти к Люське — ведь она говорила, что в восемь часов завтракает в постели, но побоялась помешать. Наконец раздался бой склянок, и я спустилась в столовую.
Одетый в джинсы и рубашку-поло Питер сидел за столом, читал газету и пил кофе. При моем появлении он приподнялся, пожелал доброго утра с добавлением непременного «How аге уои?» и снова сел. Собаки, чинно лежавшие у камина, традиционно заплясали вокруг меня, выпрашивая подачку.
— Они, конечно, милые, — заметил Питер, когда я совершила ветчинный ритуал и вернулась с тарелкой к столу. — Но лучше б я оставил их тете Агнес. Когда мы здесь, я не могу спокойно есть, чтобы мне не заглядывали в рот глаза голодающих детей Африки. И моя постель тоже не моя.
— Они сегодня спали со мной, — заступилась я. — И за обедом их сюда не пускают. Кстати… про тетю Агнес.
— Да? — насторожился Питер, выглядывая из-за газеты.
— Ты не пригласишь ее на прием?
— Нет.
— Это, конечно, не мое дело, но…
— Я так понимаю, ты с ней познакомилась, — Питер отложил газету и посмотрел на меня. — Что, она говорила, что хотела бы помириться?
— Нет, но… Питер, я понимаю… Она мне рассказала. Но уже столько времени прошло. Может?..
— Света… — Питер поморщился с досадой. — Я тоже все понимаю. Но… нет. Пока еще нет. Давай не будем об Агнес. Я просил Тони сказать тебе…
