Я могу не спать всю ночь, если нужно, – Холодная, как угорь, без век.
Если бы я купил журнал со своим гороскопом, я бы прочитал: «Ваша жизнь великолепна. Сейчас вы развиваетесь». Редакторы этих текстов, всегда обращенных в сторону будущего (потому что мертвец не купит журнал, а человек, которого погладили по шерсти, купит), нашли бы в моей жизни несколько положительных сторон. Но раз я решил отложить в сторону Сильвию Плат, отказывался потратить хотя бы сантим на эти слишком безликие тексты. Перестать читать – вот, несомненно, подходящее решение. Нужно просто жить.
* * *
Квартира Марселины Фарбер тоже имела выход на крышу. Обе квартиры, моя и ее, построенные одновременно, были одинаковыми. У каждой перегородки, у каждой комнаты одной из квартир была соответствующая ей пара в квартире напротив. Но близнецы, хотя иногда бывают так похожи, что по внешности их нельзя отличить друг от друга, по-разному воспринимают мир. Как братья Мелани, которых я постоянно путал и этим приводил в бешенство, но радовал их мать, которой нравилось видеть сыновей разочарованными. Эти двое различались своим отношением к одиночеству. Старший, который родился на три минуты раньше, очень любил быть один. Он, несомненно, хотел почувствовать себя в том времени, когда второго, младшего, еще не было. А этот младший, был постоянно окружен друзьями, знакомыми, кузенами, кузинами… Он никогда не был один и, несомненно, боялся одиночества.
Моя квартира была завалена книгами. В квартире хозяйки, где я однажды побывал, когда наши с ней отношения были хорошими, не было ни одной книги. Зато бесконечное множество коллекций – брелоки для ключей, зажигалки, марки, старые открытки. Она с безмерным удовольствием показывает их посетителям и описывает во всех подробностях. И эта презентация повторяется при каждом новом визите, словно хозяйка забывала обо всем, как только ты покидал ее квартиру. Общение проходило в толстом слое пыли, от которой у меня начинались невероятно долгие приступы чихания. Но мадам Фарбер даже не замечала этого, когда развертывала передо мной свои воспоминания о той или иной вещи, которую случайно нашла на блошином рынке. В договор аренды, который подписали я и Мелани, нужно было бы включить статью: «Квартиросъемщики принимают на себя обязательство выслушивать, не выражая недовольства, пояснения владелицы квартиры относительно ее коллекций».
* * *
Марселина Фарбер была у меня под ногами. Я подошел к люку, который находится над ее коридором, и осторожно приподнял крышку. Я не чувствовал никакого стыда: вполне мог позволить себе этот маленький реванш.
Сразу же раздался голос мадам Фарбер. Старуха-хозяйка разговаривала по телефону, при этом передвигаясь по квартире. Мадам Фарбер вошла в коридор и остановилась там, оказавшись ближе к моему уху.
– Теперь вы лучше слышите меня? Еще раз сожалею, что недавно побеспокоила вас. Очень хорошо. Значит, вы согласны немного помогать мне по дому, да? Два или три раза в неделю? Отлично. Это мне подходит. Предлагаю вам прийти посмотреть квартиру в пятницу вечером после восемнадцати часов. Жилец будет там; он не очень симпатичный, но это, в общем, не важно.
Тот человек из Квебека, который увлек меня прогулками на высоте, настаивал на том, чтобы я никогда ни за кем не шпионил. Это было одно из условий договора. Он фотографировал город, он менял точки обзора, чтобы увидеть то, чего не видят другие. Он не хотел довольствоваться теми видами города, которые профессионалы желают нам показать.
Теперь я тоже выбирал точки, но для того, чтобы лучше слышать. Обращаясь ко мне, мадам Фарбер никогда не говорила так, как сейчас. Сейчас она была вежливой, интонации голоса – приятными. Это была милая бабуля. И я понял, почему она желает избавиться от меня как можно скорее. Меня заменит жиличка-помощница по хозяйству, студентка, у которой, в сущности, нет ни гроша. Мадам Фарбер выиграет от этой замены.
Когда телефонный разговор закончился, я решил еще немного последить за Марселиной Фарбер. Она говорила сама с собой о будущей встрече с новой жиличкой и, кажется, была счастлива – до того счастлива, что стала напевать песню, которую я невероятно любил. Скоро слова песни стали прекрасно слышны. По квартире разлетался ласковый милый голос, и он принадлежал моей квартирной хозяйке! Она, такая неприятная, могла петь как молодая девушка:
Потом, потом, потом, Когда ушли поэты в мир иной, Песни их все плывут над землей…[39]
Творчество Трене принадлежит всем. Жаль, что это так. Если бы однажды какой-нибудь судья решит осудить Марселину Фарбер за ее противозаконные сделки по сдаче внаем жилья, я надеюсь, что к большому штрафу будет добавлен официальный запрет этой женщине, под угрозой тюремного заключения или даже худшего наказания, петь песни Трене.
Конец истории, которая не началась
