Я узнал, что в Британии худшие показатели подростковой беременности в Европе — то есть самые высокие, вероятно. Я не сразу это понял. Сначала решил, что, наоборот, у нас слишком мало случаев подростковой беременности и премьер-министр хочет, чтобы их стало больше. И еще я выяснил, что восемьдесят процентов малолетних отцов полностью перестают общаться со своими детьми к тому времени, когда тем исполняется пятнадцать. Восемьдесят процентов! Четыре пятых! Это означало: есть шансы, что через пятнадцать лет у меня не будет ничего общего с Руфом. Этого принять я не мог.
Я был зол, когда вышел из дому, и все еще продолжал беситься, когда пришел к Алисии. Я так громко стучал, что Андреа и Роб успели рассердиться на меня, прежде чем впустили. Не надо было мне приходить в таком состоянии, но было уже девять, а в десять Алисия ложилась, так что у меня не было времени успокоиться. Рассуждал я таким образом: не могу я расхотеть общаться с Руфом. Единственная ситуация, в которой я могу потерять связь с ним, — это если Алисия не будет меня к нему пускать, и вообще уедет, не сказав мне куда. Так что это будет ее вина.
— Что ты колотишь как сумасшедший? — спросила Андреа.
— Мне нужно видеть Алисию.
— Она в ванной, — сказала Андреа. — И мы только что уложили Руфа.
Я не представлял, позволено ли мне будет и сейчас видеть Алисию в ванной. Когда рождался Руф, Андреа, можно сказать, заставила меня пройти в ванную. После этого я жил с Алисией, а потом съехал, хотя, в сущности, мы не разбежались, и не говорили о том, чтобы расстаться, пусть даже, я думаю, оба знали, что это нам предстоит. Так что же все это значит? Могу я в этой ситуации видеть Алисию голой или нет? Положение чем-то смахивало на те факты, о которых писал в Интернете премьер-министр. Неважно, можешь ли ты вспомнить, чем занимался минувшей ночью. Прошлая ночь — в прошлом. Мы хотим знать о следующих днях и ночах, о том вечере, к примеру, когда ты хотел поговорить со своей голой подругой, или бывшей подругой, и не знал, можно или нельзя.
— И что же мне делать? — спросил я у Андреа.
— Постучись, — ответила она.
Это был, надо признать, более чем разумный ответ. Я поднялся по лестнице и постучал.
— Сейчас-сейчас, — ответила Алисия.
— Это я.
— Что ты здесь делаешь? Простуда прошла?
— Нет, — ответил я, достаточно быстро произнеся это мое «нет», которое прозвучало как «дед», как бы доказывая, что нос у меня все еще заложен. — Поговорить надо.
— О чем?
Я не хотел объяснять ей то, что перестану общаться с Руфом через пятнадцать лет через дверь ванной.
— Ты можешь выйти? Или я войти?
— Ох, черт тебя дери!
Я услышал, как она выбирается из ванны и отпирает дверь. На ней был накинут халат.
— Я думала, что могу десять минут побыть одна.
— Извини.
— Ну, что тебе надо?
— Ты хочешь говорить здесь?
— В нашей комнате спит Руф, в моей комнате. А внизу родители.
— Можешь, если хочешь, опять залезть в ванну.
— Ага, и у тебя перед глазами будет приятное зрелище?
Прошло всего две минуты, а она уже успела истрепать мне нервы. Не хотел я любоваться ею. Хотел побеседовать о том, смогу ли я общаться с сыном. Я предлагал ей опять лечь в ванну, поскольку мне было неудобно, оттого что ей помешал.
— Есть мне на что смотреть, кроме тебя, — ляпнул я. Зачем я это сказал? Я же имел в виду другое: «У меня есть дела поважнее, чем смотреть на тебя». Просто я был зол на нее, а она вела себя вызывающе. — Есть на кого... — поправился я, потому что ведь Алисия — «кто», а не «что».
— Что это значит?
— То, что я сказал.
Я не думал, что она поймет это превратно.
— Так ты уже встречаешься с кем-то? Спишь с другой...
— О чем ты?
— Ты, говнюк! «Ах, я простудился». Врун. Пошел вон! Ненавижу тебя!
— С чего ты это взяла?
— Тебе есть на кого смотреть? Так иди и пялься, глаза себе высмотри!
— Да нет, я...
Она не дала мне договорить. Алисия пинками выставила меня за дверь, а тем временем на лестнице появилась Андреа.
— Что здесь происходит?
— Сэм пришел сказать мне, что встречается с кем-то другим.
— Очаровательно! — сказала Андреа.
— Больше Руфа не увидишь! — кричала Алисия. — Не подпущу тебя к нему!
Я не мог в это поверить. Это было совершенным безумием. Полчаса назад я переживал оттого, что мне не дадут общаться с Руфом через пятнадцать лет, и прибежал, чтобы поговорить с Алисией, — и вот теряю его прямо сейчас, в первый же день этих пятнадцати лет. Мне хотелось ударить ее, но я просто развернулся и направился к лестнице.
— Сэм, — приказала Андреа, — стой здесь! Алисия, мне все равно, что сделал Сэм. Ты не должна поступать так, если не произошло что-то уж совсем серьезное.
— А то, что случилось, — разве не серьезно, ты так думаешь? — спросила Алисия.
— Нет, — ответила Андреа. — Я считаю — нет.
Все как-то пришло в норму. Алисия оделась, Андреа налила нам по чашке чая, и мы сели на кухне за стол и начали беседу. Они дали мне высказаться, и я смог наконец объяснить, что я ни с кем не встречаюсь и не собираюсь ни с кем встречаться. И что я имел в виду, когда говорил, что мне есть на кого смотреть. А потом я растолковал, что испугался из-за того, что премьер-министр написал в своем отчете, что мне могут помешать видеться с Руфом, а я не хочу...
— Да, забавно, что Алисия собралась запретить тебе общаться с Руфом именно сегодня, — заметила Андреа, и Алисия хмыкнула, а я нет.
— Как это происходит? Как это бывает, что папаши порывают со своими детьми? — спросил я.
— Жизнь — сложная штука, — ответила Андреа.
Я не мог представить себе, насколько сложной должна оказаться жизнь, чтобы я перестал видеться с Руфом. Мне казалось, что я не могу прекратить поддерживать отношения с ним. Что это просто физически невозможно, как невозможно не видеться с собственными ногами.
— Что сложного?
— Сколько раз, ты думаешь, вы поссоритесь, прежде чем вырастите Руфа? — спросила Андреа. — Ну вот как сегодня вечером?
— Сотни, — ответил я. — Сотни и сотни.
— Хорошо, — сказала она, — допустим, две ссоры в неделю. За десять лет наберется тысяча. А до пятнадцатилетия ребенка — еще пять лет. Понимаешь, о чем я? Люди сдаются. Не могут так больше. Устают. Однажды ты возненавидишь нового парня Алисии. Найдешь работу в другой части страны и уедешь туда. Или вообще за границу. А вернешься домой — увидишь, что Руф не узнает тебя толком, и расстроишься... Куча причин.
