Книга Слэм - Ник Хорнби

Все валилось из рук. Я напоминал учителя, который не может удержать внимания класса. Какое-то время все было нормально, потом случилось одно, другое, затем каждый день стало что-то происходить, потому что ничто этим вещам не мешало проистекать. Все это было суета.

Когда я решил вернуться домой, с ссорами было уже ничего не поделать. Так или иначе — вот что мы высказали друг другу. Я пришел ужасно простуженный, и ночью кашлял и чихал, и будил Алисию, которая пыталась поспать хоть немного. И ей не нравилось, что я касаюсь Руфа и передаю ему своих микробов, хотя ее мама и говорила, что это хорошо для его иммунной системы.

— Я могу, если хочешь, спать в гостиной на диване, — предложил я.

— Не надо.

— Да все нормально, мне там будет хорошо.

— Почему бы тебе не спать в кровати? Например, в комнате Рича?

— Да, — ответил я без особого энтузиазма, — можно и так. Но это же соседняя комната, правда?

— Ага. Ты имеешь в виду, что я все равно тебя буду слышать.

— Может быть.

Мы оба делали вид, что всерьез задумались. У кого первого хватит смелости?

— Ты, конечно, можешь вернуться к себе домой... — сказала Алисия и рассмеялась, как будто желая показать, какая безумная это идея.

Я тоже рассмеялся, а потом сделал вид, что мне пришло в голову нечто, о чем она не думала.

— Ну, одна-то ночь врозь нас не убьет.

— Понимаю, к чему ты клонишь.

— Пока я не перестану кашлять ночами.

— Ты уверен, не сомневаешься?

— Думаю, это имеет смысл.

В этот день я переехал домой и назад уже не вернулся. Каждый раз, когда я приходил навестить Руфа, вся семья спрашивала меня, как моя простуда. До сих пор спрашивает. Помните, как я второй раз был заброшен в будущее? Когда я водил Руфа на прививку? Алисия сказала: «Я в самом деле простудилась» — и рассмеялась. Так вот над этим она и смеялась.

В первую ночь, проведенную дома, мне было грустно. Я не мог уснуть, потому что в комнате было слишком тихо. Мне нужно было слышать сопение Руфа. И это было неправильно, что его здесь нет — то есть в моей комнате, в которой я спал почти каждую ночь моей жизни. Я был дома, и я хотел вернуться домой. Но у меня был дом и в каком-то другом месте, и я не мог быть в обоих местах одновременно. Я был с мамой, но не с моим сыном. Это было необычное чувство. До сих пор оно не перестало быть странным.

— Твой отец говорил тебе что-нибудь, когда вы ходили с ним есть пиццу? — спросила меня мама через пару дней.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Мне кажется, здесь есть какая-то связь. Ты встречался с ним — потом вдруг вернулся домой.

— У нас был разговор.

— О господи! — воскликнула она.

— Что?

— Не хочу я, чтобы ты слушал его.

— Он правильно говорил. Говорил, что я не должен жить там, если не хочу.

— Он и должен был так сказать, правда? Посмотри на его послужной список.

— Но ведь ты говоришь мне то же самое.

Она помолчала.

— Я говорю с точки зрения матери.

Я взглянул на нее, чтобы удостовериться, что она шутит, но она не шутила.

— А он с какой точки зрения говорил?

— Не с точки зрения матери — это точно. Я думаю, и так понятно. Но и не с точки зрения отца. Подозреваю — с точки зрения мужика.

Я внезапно представил себе Руфа и Алисию, так же разговаривающих обо мне в один прекрасный день. Может, это единственное недоразумение, которое останется на всю жизнь. Может, Алисия всегда будет сердиться на меня за мою простуду, даже если мы помиримся и достигнем согласия — как помирились мама и папа сейчас — она никогда не согласится с тем, что мы достигли единодушия.

— В любом случае, — сказала мама, — ты здесь только потому, что простудился.

— Знаю.

— Ничего общего с тем, о чем говорил твой папа.

— Знаю.

— Значит...

— Да.

Когда я, простуженный, пришел домой, то направился прямо к себе — поговорить с Тони Хоуком. Я знаю, что это звучит глупо, но я скучал по нему почти так же, как по маме. Моя мама любила меня, беспокоилась обо мне и все такое, но Тони больше, чем мама, он заставлял меня думать, потому что стоило больших усилий понять, о чем он на самом деле говорит.

— Я просто простудился, — сказал я, — поэтому я на несколько дней переехал домой.

— Я знал, что хотя еще любил Синди, мы живем в двух отдельных мирах, которые не соединить, — сказал Тони. — В сентябре 1994 года мы расстались. К несчастью, потребовалось одно событие, чтобы заставить нас осознать, как это важно — быть родителями.

Я взглянул на него. Он смотрел в одну точку, не обращая внимания на все мои разговоры о простуде. Но на самом деле мне не хотелось услышать от него то, как важно быть отцом. Что у меня еще было в жизни, кроме Руфа? Я ходил в колледж раз в месяц, черт его дери, у меня никогда не было времени для скейтинга, и я постоянно говорил только о ребенке. Я в Тони разочаровался. Он не дал мне ничего, над чем стоило подумать.

— Это не был уродливый развод, — добавил Тони. — Мы оба старались обеспечить как можно лучшую жизнь для Рили.

— Спасибо, хотя и не за что, — буркнул я.

Но с ТХ всегда так: он говорит больше, чем ты в состоянии воспринять в первый момент.