Она смотрела на Игоря и испугалась. «А вдруг и деньги заберет, и сам навсегда смотается? Останусь на бобах!» Округлились глаза.
— Здесь вдвое больше, чем надо, слышь, Тоня? Вот эти деньги держи нам на жизнь. Ну вот те отнести надо! — разложил доллары по кучкам.
— Ты прямо теперь уходишь? — заплакала Тонька.
— Да что с тобой? Я ж ненадолго. Самое большее через час вернусь!
— А придешь ли?
— Прилечу! О чем тревожишься? Иль не веришь?
— Эх, Игорек, пока ты со мной, все хорошо и надежно. Вот выпорхнешь за двери, и пропал. Вернешься ли, вспомнишь ли?
— Мне без тебя жизнь не нужна! Поверь, первой говорю такое! Подожди самую малость!
Забрал одну кучу долларов и пошел к двери. Остановился у порога и напомнил:
— Деньги спрячь. Никому не открывай. Я позвоню подряд три раза и назовусь! — поцеловал Тоньку и вышел на площадку.
Через пятнадцать минут он уже был с крутыми.
— Телку размазал?
— Нет. Не было смысла.
— Так ты без боя забрал баксы?
— Да как сказать? Короче, все с кайфом!
— Ни хрена! Ты еще оттрахал Тоньку? Это как? На закуску, в придачу иль такой налог сорвал с нее?
— При чем налог? Я женюсь на ней! — ответил Игорь.
Вокруг стало тихо, словно все разом разучились дышать.
От растерянности или изумления крутые смотрели на Игоря большими, круглыми глазами.
— Ты пошутил, братан? — спросил кто-то.
— Ничуть, — ответил не задумываясь.
— Игорь! Ты что? Уж не звезданулся часом?
— С чего взял? Я в норме! И, как понимаете, ухожу к ней!
— Шибанутый! Ты долго думал? Пошевели рогами, зачем она тебе? Из притона! Ее все городские мужики насквозь знают. Только тебя в той помойке не хватало в качестве мужа. Хоть подумай, что ждет вас дальше. Что услышишь от горожан? Иль дурней ничего не мог придумать?
— Между прочим, никто не смеялся над ментом!
— А разве лягавый человек?
— Как бы то ни было, он не жил в гондоне. Бывал с Тонькой в людных местах, везде представлял своей законной женой. И никто не удивлялся.
— Но мы же не лягавые, все нормальные люди. И тебя таким считали. Не знали, что у тебя временами крыша едет!
— Ладно! Хватит трещать! Я здесь никому ни копейки не задолжал. Наоборот, мне обязаны. Какого дьявола прикипаетесь?
— Тебе должны? Не много ль хавальник отворил? Твоя профура засветила братанов! Их вытаскивать за общий счет! А кто в натуре отбашлять обязан полностью? Мы мозги не сеем, память тоже!
— Не она! У нее телефона нет на работе. Она из ларька не выходила, сами знаете не хуже меня.
— Зато теперь всех заложит!
— Ручаюсь за нее и за себя!
— Баксы тихо отдала иль шухер поднимала?
— Не дернулась.
— Во лярва! И тут не прокололась!
— Короче, кореши, я сделал все! Перед вами был как на духу. Нигде не лажанулся. Отпустите меня с миром, тихо. Хочу семью иметь. Уж как оно получится, не знаю, но мне без Тони не дышать. Моя она, одна как жизнь…
— Воля твоя. Тут силой не держим никого. Ты сам к нам возник, дышал с нами. Надоело — линяй! Ищи свою долю. Но о нас навсегда посей мозги. Никого не засвечивай и не паси. Коль скурвишься, сам секешь, что ждет. Так, братаны?!
— Так!
— Конечно!
— Он не особый!
— Слыхал? Смотри! Коль что узнаем, добра не жди. И еще! Братаны! Даем Игорю долю?
— Надо! На горшки, на соски и пеленки!
— Пусть кореш хоть первое время беды не знает и не вспоминает нас злом. Пусть ему повезет. Дай!
Игорь, получив свою долю, вскоре ушел от кентов.
Вслед ему донеслось:
— Смотри, теперь и тебя налогом обложим. Как всех! Секи про это! И не дергайся, как вошь на гребешке!
Он приостановился, но лишь на секунду и, махнув рукой, ускорил шаг. Заспешил к Антонине.
Баба тем временем прибрала в квартире, приготовила нехитрый завтрак на двоих и теперь ждала мужика, постоянно выглядывая в окно.
— Нет, надо успеть привести себя в порядок. Не то мужик сбежит со страху. Ведь вон как меня срамил!
Умылась, причесалась, подкрасилась женщина, сменила домашний халат на платье и только хотела сделать маникюр, в дверь раздался тройной звонок.
— Тоня! Это я, Игорь! — послышалось с площадки.
Руки бабы дрогнули. Хотя приказывала себе не думать о
нем, не переживать, но сердцу не прикажешь. Открыла дверь нараспашку. Человек, перешагнув порог, захлопнул дверь наглухо, закинул на крючок, закрыл на ключ. Схватив Тоньку в охапку, закружил, зацеловал остервенело:
— Моя? Ждала? Скучала?
Баба обняла за шею, ответила одним словом:
— Любимый…
— Все, родная! Теперь мы навсегда вместе и никто не помешает нам…
Эта новая пара не спешила выходить на улицу. Прошла неделя, прежде чем Антонина вспомнила о своем ларьке и о том, что ей давно пора появиться там.
— Игорь, пойдем вместе, а если не хочешь, я сама схожу ненадолго. Гляну, все ли там в порядке, малость поторгую…
— Не обидишься, если немного позже приду? Мне кое-кого навестить нужно, узнать насчет работы. Нельзя без дела сидеть. Кое-кого из своих, приютских, увидеть надо.
— Тогда запасные ключи возьми! — подала Антонина ключи от квартиры и пошла на работу знакомой дорогой.
Баба, решив поделиться радостью с Юлькой, заглянула в пивбар. Там управлялась Мария. Сама торговала, убирала со столов. Лицо женщины было заплакано, она часто вытирала щеки, и даже посетители не галдели, как обычно. Говорили вполголоса.
Тоня поздоровалась, подошла к Марии и только хотела спросить о Юльке, женщина опередила:
— Что ж на похороны не пришла?
— А кто умер? — с испугом спросила Тоня.
— Юльку убили! — полились слезы рекой.
— Кто? За что? — тормошила Марию.
Та голосила на весь пивбар:
— Расписаться забыли и отчитаться! Менты с ног сбились, да что толку? Не найдут виноватых. И ждать нечего. Двое деток в доме остались сиротинами. Мужик теперь сопьется. Оно и понятно, одиночество всех губит, нам ли с тобой не знать?
— Когда это случилось? — перебила Марию.
— Неделя прошла.
— А чего мне не сказали?
— Одна Юлька только и знала, где живешь. Другие — нет. Леля после того в кардиологию попала, и нынче там. Женя разрывается. Кругом один. И на работе надо успеть, и в больницу, и за ребенком в детсад.
