обратился бы к Блэзу. Он вас любит, если он вообще может кого-нибудь любить, кроме Клея, но и это не любовь, а то, что греки называли «роковой страстью», и если уж говорить о греках, то ваш Платон не прав,— он ткнул пальцем в висевшее на стене изречение: «Мы не рождаемся только для самих себя».— Это подделка. Платон никогда этого не писал. Он должен был, пожалуй, но не сделал этого. Так чем я могу вам помочь?
Миновав Чейн-Бридж, они свернули влево на шоссе, ведущее к Великим водопадам. Прошли годы с тех пор, как Бэрден был здесь в последний раз, и он с грустью замечал, как изменился пейзаж. Деревянные коробки новых домов светлыми пятнами выделялись на фоне темных деревьев, а рекламные щиты предлагали совершенно новые жилые дома по умеренным ценам со всеми современными удобствами всего в двадцати минутах езды от деловой части Вашингтона. Бэрдену не понравилось то, что он увидел. Но сегодня он решительно не хотел расстраиваться. Он не будет думать ни о чем, кроме прохладных лесов, в которых пахнет грибами и гнилью.
— Поворот там, сразу за заправочной станцией.
— О'кей,— сказал шофер, молодой негр, которого нашел ему Генри, ушедший работать на правительство с благословения Бэрдена, хотя тот и дал его против своей воли. Потерять мрачного Генри было все равно, что потерять брата, но он не мог лишить его возможности заработать государственную Пенсию. Генри торжественно удалился прошлым летом, пообещав появляться по воскресеньям, чтобы присматривать за розами, и он действительно время от времени появлялся в доме, чтобы поговорить с сенатором о политике, опрыскать одну-две розы. Он также долгое время беседовал наедине со своим преемником, но так и не смог пока его убедить в необходимости обращаться к хозяину «сэр». Бэрден недолюбливал своего нового шофера, но был не в силах искать ему замену.
Да и Китти не очень-то ему помогала. Она теперь не интересовалась ничем, кроме птиц, для которых в настоящий момент изобретала особо изощренное святилище, и проводила дни в их щебечущем обществе. В халате и шлепанцах, нечесаная, она редко с кем-либо разговаривала, что было не так уж плохо, так как с годами ее мозги наполнились причудливыми фантазиями, и теперь она выбалтывала не шокирующую правду, а свои эксцентрические мечты, которые ставили в тупик даже тех, кто хорошо ее знал. Но со своими птицами она была счастлива, и Бэрден даже завидовал тому, что ей удалось целиком и полностью скрыться от общества. Китти теперь никогда не будет больно, разве что разобьется птичка, но и это немедленно обратится в радость похорон в торжественном молчании деревьев. Теперь, когда она была ему нужна, она ушла, что было довольно справедливо, так как в те дни, когда он был ей нужен, он относился к ней с безразличием, забывая о ее существовании, и оставлял одну, отправляясь в свои бесчисленные поездки вдоль и поперек Америки в те годы, когда стремился стать президентом. Теперь поездок больше не будет, он снова дома, но девушка, на которой он женился полстолетия тому назад, перестала существовать, а на ее месте появилась старуха с крошками черствого хлеба для кормления птиц в поредевших волосах.
— Куда теперь? — В голосе шофера слышалась враждебность и раздражение.
Бэрден выглянул в окно. Они были на незнакомом шоссе с новыми домами по обеим сторонам, над каждым торчала телевизионная антенна, ловящая в воздухе грубые картинки и лживые слова. «О, проклятый век!» — подумал он, ненавидя все вокруг.
— Прямо. Никуда не сворачивай.— Он узнал рощицу, в которой Генри обычно ставил машину. По крайней мере сосны не изменились, не испоганились.
— Но что я должен делать? — Черное лицо смотрело на него глупыми, непонимающими глазами.
— Подождать,— холодно сказал Бэрден. Он вышел из машины и зашагал к лесу, где Север и Юг сошлись в смертельной схватке, и по крайней мере в тот день Юг, его Юг, победил.
Репейники облепили его брюки, когда он пробирался через высокую траву, но он не остановился, чтобы отодрать их. У него была одна мысль — отыскать свой холм. От этого теперь зависело все. Если он его разыщет, все будет хорошо. Он будет в безопасности от любого нападения, защищен победой южан, исполненной добродетели, храбрости, чести. Слова лепились в его голове, как репейники. И хотя он напоминал себе, что слова значат только то, чего мы от них ждем, он знал также, что, наполненные смыслом, они приобретают магическую силу и способны как разрушать, так и созидать.
Поле не изменилось. Но на холме, где он любил сидеть, деревья были выкорчеваны, вырыт котлован и ровными рядами сложены бетонные плиты. И пулю уже давно, конечно, зачерпнул своим ковшом экскаватор, вырывший котлован под фундамент будущего дома.
— Что вам здесь нужно? — Голос принадлежал человеку с мрачным лицом, в синих джинсах и куртке-штормовке.
— Простите,— вежливо сказал Бэрден.— Я сенатор Дэй.
— Я не спрашивал, кто вы такой. Я спросил, что вам здесь нужно. Это частная собственность.
Бэрден, ошарашенный, отступил от оскверненного холма.
— Прошу извинения. Я не знал, что здесь кто-нибудь живет. Я часто...
— Я установил щит с надписью. Надеюсь, вы умеете читать.
— Да. Конечно. Очень даже неплохо. Благодарю вас.— Разгневанный, он повернулся к мужчине спиной. Он назвал себя, но на грубияна это не произвело никакого впечатления. Так проходит мирская слава.
Бэрден шел обратно к машине через лес, чувствуя, что человек все еще наблюдает за ним, словно он собирался поджечь лес или каким-то иным способом нанести ущерб его собственности.
Шофер включил радио на полную мощность. Он упивался звуками и, приоткрыв толстые губы, внимал любовным жалобам.
— Выключи эту мерзость!
Молодой негр неторопливо поднял на него глаза, постигая смысл приказа. Затем выключил радио и нехотя открыл Бэрдену дверцу.
— Поедем вдоль реки. Я скажу, где остановиться.— Когда машина тронулась с места, Бэрден понял, что он дрожит. Он изо всех сил сжал руки, пытаясь унять дрожь. Но тело его все еще содрогалось. Очевидно, это была замедленная реакция на то, что сообщил ему Питер. Не желая осмыслить свое крушение, он заставил тело принять на себя удар, от которого уклонялось сознание.
Он попытался представить себе, что произойдет в следующие дни. Статья появится в четверг. Он предчувствовал ее глумливый тон. Гарольд в последнее время увлекся разоблачением мелкого (и никогда — крупного) взяточничества в конгрессе. Раздутые штаты помощников, незаконные пожертвования на проведение
