* * *
Мушум лег на спину, глубоко вздохнул и начал тихо похрапывать. Я тоже лег на спину и провалился в сон – так же внезапно, как Нанапуш попал внутрь дохлой бизонихи, а когда очнулся, совсем забыл рассказ Мушума – хотя потом вспомнил его днем, когда за мной пришел отец и произнес слово «падаль». Отец был бледен и возбужден. И разговаривая с дядей Эдвардом, радостно объявил:
– Эту падаль оставили в КПЗ.
Вот тут-то мне и вспомнился весь рассказ Мушума от начала и до конца, во всех подробностях, как это бывает во сне, и одновременно я понял, что арестован мамин насильник.
– Кто он? Кто? – приставал я к отцу, когда мы шли домой.
– Скоро узнаешь, – ответил он.
Мама с утра была на ногах. Она хлопотала по дому, чистила, мыла, деловито перемещаясь с муравьиной стремительностью. Потом, выбившись из сил и бросив начатое дело, со вздохами валилась на стул. Потом опять вставала и опять суетилась, бегала взад-вперед, от холодильника к плите, от плиты к морозильному шкафу. Она уже не казалась хрупкой тростинкой. После ее долгой апатии такая бьющая через край энергия немного смущала. Она с места разогналась до ста миль в час, и это казалось чем-то неестественным, хотя отец вроде был доволен и стоял у нее на подхвате, доделывая за ней начатое. На меня они не обращали внимания, и я просто ушел.
Теперь, когда этот гад сидел в камере предварительного заключения и дело завертелось, я ощутил некую легкость. Я снова мог стать тринадцатилетним подростком и наслаждаться летом. И я был рад, что бросил работу на заправке. Я летел на велике, как на крыльях.
Дом Каппи, окруженный массой каких-то недоделанных штуковин, находился в трех милях от городского поля для гольфа. Поле для гольфа вклинивалось на территорию резервации, и это обстоятельство долгое время служило поводом для разногласий между муниципалитетом и советом племени, до разрешения которых было еще далеко. Имел ли совет право отдавать в аренду гольф-клубу землю племени при том, что поле для гольфа было продолжением резервации и приносило львиную долю доходов не-индейцам? А кто бы нес ответственность, если бы гольфиста во время игры ударила молния? Если все подобные вопросы приходилось решать отцу, то я об этом не знал, но у нас считалось само собой разумеющимся, что индейцев следует принимать в гольф-клуб бесплатно, чего, конечно, им не разрешалось. Иногда мы с Каппи подъезжали на великах к полю и искали потерянные в траве мячи, которые намеревались продавать тем же гольфистам. Теперь, правда, когда я предложил Каппи этим заняться, он сказал, что надо придумать что-то другое, но он сам не знал, что именно. И я не знал. Мы поехали к Заку и встретили там Энгуса. Итак, нас было четверо.
На ближайшем к городу берегу озера стояла церковь – или, говоря точнее, церковь загораживала проход к берегу. Церкви принадлежала дорога к пляжу, и ее перегораживали проволочные ворота, запиравшиеся на замок. За воротами виднелись столбики с объявлениями, запрещавшими употреблять алкоголь, нарушать границы владения и много еще чего. На католическом берегу стояла побитая ветрами и дождями статуя Девы Марии в окружении камней. Статуя была вся увешана четками, среди которых были и четки Энгусовой тетушки Стар. Из-за этих самых четок, думаю, мы считали, что имеем полное право там находиться. Ну и, конечно, коль скоро эту землю отдали церкви в разгар наших бедствий, когда Нанапуш убил старую бизониху, мы не только обладали правом пользоваться этой землей, но фактически владели и землей, и церковью на ней, и статуей, и озером, и даже домом отца Трэвиса Возняка. Мы владели кладбищем на холме за домом и чудной дубравой, обступавшей старые надгробия.
И вот однажды, когда мы беззастенчиво вторглись на своих великах на эту территорию, которой то ли владели, то ли нет, и, лихо преодолев проволочные ворота, помчались к пляжу, нам встретилась группа «Молодежь встречает Христа», или МВХ.
Мы заметили их, когда проезжали мимо: ребята сидели по-турецки кружком на дальнем краю скошенного поля. С первого взгляда я сразу заметил, что в группе много ребят из резервации, с кем-то я был знаком, а незнакомые были, наверное, видимо, летними волонтерами из католических школ и колледжей. Мне уже доводилось видеть группы таких волонтеров в ярко-оранжевых футболках с изображением черного сердца Христова на груди. Многие, кто заговаривал с ними, уже были новообращенными католиками, что, вероятно, вызывало у волонтеров разочарование. Как бы там ни было, мы промчались мимо них, бросили велики у причала, а сами прошли через береговые заросли в укромный уголок пляжа, где нам было спокойнее.
– Давайте спрячем штаны, – предложил Энгус, – на тот случай, если кому-то вздумается стащить нашу одежду.
Похитители одежды к нам не наведались, но после того, как мы провели в воде не меньше получаса, плавая нагишом и дурачась, к нам пожаловали два гостя. Один был рослый парень с впалой грудью и немытыми светлыми волосами – на вид старше нас, наверное, студент колледжа, с жуткими прыщами по всему лицу. Другой, вернее, другая была полная ему противоположность. Она была, можно сказать, девушкой вашей мечты. Так мы ее потом прозвали. Девушка-мечта. Карамельная кожа. Нежные большие глаза, бархатно-карие. Прямые длинные каштановые волосы, собранные сзади симпатичной лентой. Шорты. Фигура – все при ней. Груди, слегка выпячивающиеся под уродливой оранжевой футболкой с сердцем Христовым. Я как раз валялся на спине и пялился на небо, когда случилось ее явление. Я перевернулся и тут только увидел, что моих друзей нет. Они ушли поближе к озеру и стояли по пояс в воде, ладонями гоняя вокруг себя волны. Каппи что-то вещал, то и дело приглаживая волосы назад, и я внезапно поймал себя на мысли, что он выглядит куда старше и сильнее, чем Зак, или Энгус, или я. Я зашлепал по воде к ним и встал рядом с друзьями.
– Я еще раз прошу вас уйти, – сказал прыщавый.
– Я еще раз прошу объяснить, почему, – сказал Каппи.
– Еще раз, чтобы быть правильно понятым, – парень из МВХ замолчал и, вытянув указательный палец, ткнул им в небо. Потом весь день Энгус копировал этот жест. – Этот пляж зарезервирован для деятельности, одобренной церковью. Я по-хорошему прошу вас уйти.
– Не-а, – возразил Каппи. – Мы не хотим уходить, – и, сжав под водой кулак, пустил фонтанчик вверх. А сам лениво так покосился на Девушку-Мечту. Она молчала. Но не сводила глаз с Каппи.
– А ты что думаешь? – кивнул он ей. – Ты думаешь, нам стоит уйти?
– Думаю, вам стоит уйти, – внятно произнесла она.
– Ладно, – согласился Каппи. – Раз ты так считаешь, – и вышел из воды на берег.
Я скосил взгляд на Каппи, когда тот шел мимо. Его петушок тяжело болтался у него между ног. И тут раздался крик. Это кричал прыщавый.
– Вернись!
Прыщавый ринулся к Каппи, чтобы уволочь его обратно в воду. Каппи оттолкнул его, а Девушка-Мечта отвернулась и пошла прочь, но оглянулась и долго смотрела на заинтересовавшую ее деталь. Каппи под водой сделал подсечку воину Христову, а когда тот упал, обхватил его как заправский рестлер и стал топить. Он не сильно его топил, не опаснее, чем когда мы дурачились в воде, но прыщавый снова завопил, и Каппи его отпустил.
