Она ушла, и он ее не стал ее удерживать, но его взгляд следил за ней, пока та не скрылась за углом. Кестрель нашла кухню, где было больше всего людей, и встала у огня, слушая звон котелков и чайников. Все вокруг смотрели на нее с удивлением, но она не обращала внимания и спустя пару мгновений вся задрожала от ярости.
«Надо рассказать об этом Арину», — подумала она, но затем отмахнулась от этой мысли. Что толку говорить Арину?
Он черная шкатулка, спрятанная под гладкой плиткой. Ловушка, в которую Кестрель провалилась. Она все время ошибалась в нем.
Может, Арин догадывался, что это случится. Может, он даже не возражал.
33
Арин перескочил через порог собственного дома, пробежал по коридорам, потом резко остановился в изумлении, когда увидел, что в атриуме, злобно уставившись в фонтан, сидит Плут.
Внезапно Арин вновь почувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, который, захлебываясь пылью, изо всех сил долбил камень, чтобы показать этому человеку, на что способен.
— Я боялся, мы разминемся, — выдохнул Арин. — Я поехал к тебе на виллу, а мне сказали, что ты здесь.
— И где ты был? — Он явно пребывал в дурном настроении.
— Осматривал ущелье.
Плут еще больше нахмурился, и Арин поспешил добавить:
— Ведь через него пойдет подкрепление.
— Разумеется. Это очевидно.
— И я придумал, что нам делать.
Арин послал за Сарсин, а когда та явилась, он попросил ее привести Кестрель.
— Я хочу послушать ее мнение.
Сарсин помедлила.
— Но…
Плут пригрозил ей пальцем.
— Я вижу, ты хорошая хозяйка, но, видишь ли, твоему кузену не терпится поделиться планом, который, возможно, спасет наши шкуры. Не трать время на рассказы о домашних склоках и жалобы на упрямство вашей пленницы. Просто приведи ее.
Тем временем Арин сходил в библиотеку за картой, а потом отправился в столовую, где его ждали Плут, Кестрель и Сарсин. Последняя сердито посмотрела на него, сказала, что отказывается с ними возиться, и ушла.
Арин развернул карту на столе и придавил ее камнями, которые принес в карманах.
Кестрель молча села.
— Ну, рассказывай, парень, что ты придумал, — велел ему Плут. На Кестрель он не смотрел.
Арин испытал радостное волнение, как в тот далекий день, когда они только задумали поднять восстание.
— Мы уже убрали валорианских стражников по эту сторону гор. — Он провел пальцем по линии, обозначавшей ущелье. — Теперь нужно отправить небольшой отряд на ту сторону. Мы выберем четырех человек, которые лучше всего сойдут за валорианцев издалека, хорошо знают горы и не будут бояться погибнуть в случае обвала. Они перебьют имперских часовых, встанут на их место, кто-то спрячется у подножия. Нужен будет гонец, чтобы в нужный момент предупредить наших бойцов о походе батальона, которые ждут здесь по обе стороны, — Арин указал на середину прохода, — с бочонками пороха.
— У нас не так много осталось пороха, — возразил Плут. — Его стоит поберечь до прихода основных сил.
— Мы не доживем до их прихода, если сейчас пожалеем порох. — Арин уперся ладонями в стол и склонился над картой. — Большая часть нашего войска, около двух тысяч, будет ждать с нашего конца ущелья. В валорианском батальоне всегда примерно одинаковое количество бойцов, значит…
— Всегда?
Кестрель сидела прищурившись.
— Я смотрю, ты многому научился, работая в поместье генерала, — похвалил Плут.
Научился он, разумеется, не от генерала, но не стал вдаваться в подробности.
— Итак, наши силы будут примерно равны количественно. Но в том, что касается опыта и вооружения, мы им уступаем. К тому же у валорианцев есть луки и арбалеты. Однако пушек у них не будет, ведь они не ожидают, что их встретят с оружием. И здесь у нас будет преимущество.
— Арин, у нас тоже нет пушек.
— Есть. Просто нужно выгрузить их с кораблей, которые мы захватили, и втащить на склон.
Плут уставился на Арина, потом хлопнул его по плечу.
— Гениально!
Кестрель откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.
— Когда весь батальон войдет в ущелье и начнет выходить с другой стороны, наши пушки откроют огонь по первым рядам. Мы застанем их врасплох.
— Застанем врасплох? — Плут покачал головой. — Валорианцы вышлют вперед разведку. Кто-нибудь увидит пушки, и они обо всем догадаются.
— Ничего они не увидят, потому что орудия и бойцов мы спрячем под полотном вот такого цвета. — Он указал на белесые камни, которыми прижал карту. — Холщовые мешки из гавани сгодятся, и еще можно снять льняные простыни с кроватей валорианцев. Мы сольемся со склоном горы.
Плут ухмыльнулся.
— Так вот, наши пушки ударят по первым рядам, — продолжил Арин, — а это конница. Будем надеяться, что лошади запаникуют, а если нет, им все равно трудно будет удержаться на склоне. Тем временем бочонки с порохом взорвутся и обрушат камни в ущелье. Это разделит батальон пополам. Тогда наши бойцы, которые ждут по ту сторону ущелья, выбегут из укрытия и разделаются с попавшей в ловушку половиной батальона. Мы сделаем то же самое со второй половиной. И все, победа за нами.
Плут какое-то время молчал, хотя выражение его лица говорило само за себя.
— Ну? — Он повернулся к Кестрель. — Что скажешь?
Она на него даже не посмотрела.
— Почему она молчит, Арин? — возмутился Плут. — Ты позвал ее затем, чтобы узнать ее мнение.
Арин, который внимательно следил за реакцией Кестрель и видел, что она все больше и больше злится, сказал:
— Она думает, что у нас может получиться.
Плут посмотрел на них обоих. Потом его взгляд задержался на Кестрель. Наверное, он пытался понять, что именно привело Арина к такому выводу. Затем он с улыбкой пожал плечами, как делал еще на арене, будучи распорядителем аукциона.
— Ну, другого плана у нас нет. Я поеду к остальным, раздам указания.
Кестрель покосилась на Арина. Он не знал, что она хотела этим сказать.
На прощание Плут приобнял Арина одной рукой и удалился.
Оставшись наедине с Кестрель, Арин достал из кармана добытое растение: горстку зелени с тонкими стебельками и острыми листьями и положил на стол. Глаза Кестрель засверкали от радости как алмазы. Ее благодарный взгляд был для Арина дороже всех сокровищ.
— Спасибо, — выдохнула она.
— Мне следовало сделать это раньше, — покачал головой он. — Еще до того, как ты попросила.
Арин прикоснулся тремя пальцами к ее кисти — этим жестом гэррани показывали, что принимают благодарность или просят прощения. Она оказалась мягкой на ощупь и блестела, как будто ее натерли маслом.