- Они соврали, – выдохнула Эшли. – Книги соврали. Написано, что мне должно хотеться тужиться. Мне в жизни ничего не хотелось меньше. Не могу тужиться! Дети меня надвое разорвут. Это меня убьет, кто-нибудь, позвоните в полицию!
- Эшли, твое тело предназначено для этого, - успокаивала доктор Оупиц. – А так как роды у тебя начались немного раньше срока, дети сейчас меньше, чем при девяти месяцах, так что тебе будет легче, чем большинству женщин.
- Легче! Говоришь, легче, ты, белобрысая гарпия!
- Нет, - признала доктор, - но не так тяжело, как могло быть. А сейчас, когда начнется следующая схватка, сильно тужься, считая до десяти.
- Нет.
- Нет?
- Не буду, – она заскулила. – Не буду, и ты меня не заставишь.
- Эээ, Эшли, - аккуратно произнес Виктор. – Разве тебе не нужно делать так, как говорит доктор Оупиц?
- Нет, если это меня убьет! – она задержала дыхание, когда началась схватка.
- Тужьтесь! – приказал медбрат Томас. Эшли зыркнула на него, но ничего не сделала. – Тужьтесь, Эшли, сильно тужьтесь.
- И... не... подумаю...
- Не могу поверить, - простонала Джин. – Она отказывается тужиться. Что теперь?
-Теперь, - ответила доктор Оупиц, – мы подождем.
Они так и сделали. Доктор Оупиц и медбрат в отличие от остальных знали, что природа была на их стороне. Не нужно было заставлять Эшли что-то делать.
Она прождала еще две схватки, прежде чем сделала слабую попытку потужиться.
- Эй, мне больно! – заорала она с новой волной гнева. – Жжется просто ужас как! Книги соврали! Они соврали!
- У всех по-разному, - заметил Томас.
-А ты не лезь. Ой, Господи, это просто жуть, как хреново. Когда все закончится?
- Когда родите.
- Я же сказала, не лезь! – она снова попыталась потужиться, но когда Томас досчитал до трех, она прекратила.
- Отдышитесь и начните снова, - посоветовал он, но она отказалась.
- Схватка... закончилась, - простонала она сквозь зубы, явно соврав. – Желание... тужиться... прошло.
- Очевидно, - сказала Джин, наблюдая за процессом. – Пометка себе: усыновление.
Схватки продолжались одна за другой, но Эшли останавливалась после нескольких секунд и прекращала тужиться, рыдая, что это слишком больно, что схватка закончилась, и она больше не может. Все понимали, что она лжет, но для Виктора это была особая пытка. Это по его вине она была в такой агонии, и наблюдать, как ее маленькое тело разрывает боль, для него было невыносимо. Он не знал, как Эшли могла такое пережить. Он умер бы много часов назад, он был в этом уверен.
Наконец, как и ожидали доктор Оупиц и Томас, не тужиться для нее стало хуже, чем тужиться, и скоро появилась головка ребенка.
- Еще разочек, - умоляла доктор Оупиц. – Еще раз потужься, и ребеночек родится, Эшли.
Эшли глянула на часы. Двадцать минут до полуночи. Будь она проклята, если все не закончится в двенадцать. Она в миллионный раз потужилась и, как ни странно, это не было так больно, как раньше... все внизу онемело. Она почувствовала, как выходит ребенок, и так этого захотела, что ее тело само взялось за дело, и что-то вырвалось из нее мощным толчком, а затем доктор Оупиц подняла маленький, лилово-красный комочек. Она повозилась с головой ребенка, и палата наполнилась слезливым ревом. Эшли прикрыла глаза в явном облегчении – разве она когда-нибудь слышала более прекрасный звук? Нет.
- У вас девочка! – сказала доктор Оупиц, протягивая новорожденную Лорентц-Лоуренс медбрату.
- Не могу поверить, - это было все, что смог выдавить Виктор.
Десять минут спустя появилась еще одна. В этот раз Виктор смог выдать:
- Ты сделала это, Эшли! Не знаю, как, но ты это сделала!
- Слава Богу, - выдохнула она, широко открыв глаза, когда Шэрон положила ребенка ей на живот. Девочка была идеально сложена: маленький носик пуговкой, губы бантиком. Ее глаза были темными, почти черными, а кожа очень светлой, у нее были темно-рыжие волосики цвета вишневой газировки. Темные брови очерчивали великолепные темные глаза, которые уставились на мать; этот цвет был удивительно, идеально красив. Ее сестра выглядела точно также.
- О, Боже мой, - слабо произнесла она. Эти идеальные существа и правда ее дочери?
- Эшли, Виктор, посмотрите, что вы сделали, - выдохнула Джин. – Это самые симпатичные детки на свете.
- Как и их мамочка, - ответил Виктор, наклоняясь, чтобы поцеловать Эшли. – Ты сделала это, милая. Я так горжусь тобой.
- Не стоит. Я вела себя, как сволочь.
- Не без причины, - не поднимая взгляда, ответила Джин. Она глаз не могла оторвать от красивой девочки на животе Эшли. – С детьми все в порядке, доктор Оупиц?
- Девять и девять по шкале Апгар[31]... идеально. Вот, Виктор. Возьми близняшку.
- Спасибо.
- Бери двоих, они маленькие, - сказала доктор и хмыкнула, явно пытаясь не рассмеяться. – Тебе нужно вытолкнуть плаценту, Эш, и затем ты можешь свободно поспать недельку или около того.
- Ладно, - ответила она, почти не слушая. Эшли думала о своей матери. Ее мать прошла через все это, и все равно отдала Эшли. Она решила, что Виктор был прав: ее мать не хотела этого, она боролась, чтобы оставить ее. Эшли осознала, что она сама никогда не отдала бы своих дорогих малюток без борьбы.
И тогда, в родовой палате Окружного госпитала Массачусетса, спустя годы после пугающего и одинокого детства, Эшли, наконец, простила свою мать и от этого стала добрее относиться к себе.
ЭпилогЭшли посеменила в комнату близняшек, держа на руках спящую Кирстен. Ребенок крепко спал, до отвала накормленный молоком, а Эшли надеялась на короткую передышку…или хотя бы краткий сон. Ей придется положить Кирстен и вернуться в гостиную, чтобы взять Карен, а потом она…
- Пссссс, - шикнул Виктор. - Эй! Ты, с ребенком!
Она обернулась и увидела мужа, стоящего в коридоре и держащего Карен одной рукой как футбольный мяч.