Мы на тебя взираем,Пан, Пан, эвое, Пан!В экстазе мы умираем,Пан, эван-эвое, Пан!И ты на нас посмотри!Благостью нас надели!Пан, Пан, эвое, Пан!Пан, Пан, эвое, Пан!
Настойчиво повторяемое в маниакальном экстазе имя «Пан» билось в воздухе в ритме тамтама. Этот кричащий рефрен, казалось, уловил ритм моего сердцебиения. Я, как наркоман, зависимый от своего препарата, поймал себя на том, что желаю участвовать в сумасшедшем танце, сорвать обременительные одежды со своего тела, прыгать и кричать.
Профессор взял поудобнее козленка, поддерживая его голову над блюдом. Девушка, оставаясь на коленях, дергалась в ритме языческого гимна.
– О, Пан, великий козлиный бог, персонификация всех сил Природы, бессмертный символ экстаза страсти! Тебе мы приносим нашу жертву! Тебе мы проливаем кровь нашей жертвы! – возопил профессор. В его глазах отражалось мерцание огня факелов и алтаря. – Воззрите! Агнец нашего искупления…
– Zut! Достаточно этого! Cordieu, это перебор! – разъяренный голос де Грандена прорубил эту вакханалию как звук сирены среди уличного движения. – Опустите вашу руку, проклятую небесами, или, клянусь главой святого Дениса, ваши мозги окажутся вон на том блюде! – Его тяжелый пистолет уставился в лысину профессора. Перепуганный человечек оставил стреноженного козленка.
– Быстро в комнаты, мои маленькие, – скомандовал де Гранден, переводя свои сверкающие глаза с одной дрожащей девушки на другую. – Не обманывайтесь, бога не дразнят.
Он посмотрел с негодованием на профессора.
– Общение со злом не идет на пользу воспитания – parbleu, мсье, я сейчас обращаюсь к вам, и ни к кому более… А вы, мадемуазель, – кивнул он стоящей на коленях девушке, – положите это блюдо и никогда не участвуйте в кровавых жертвах. Делайте, как я сказал. Сейчас я, Жюль де Гранден, командую здесь!
А теперь, мсье le professeur, – он убедительно взмахнул пистолетом, – следуйте за мной! Мы проверим территорию. И если обнаружим вашего великого бога Пана, я прострелю дурные глаза его отвратительной башки. Ежели мы не найдем его… morbleu, для вас будет чертовски лучше, если мы его найдем!
– Выпирайтесь из моего дома! – мантия профессора культуры упала с плеч Джадсона, обнажив грубую холстину. – Чертов французишка, впендюрившийся в храм…
– Мягче, мсье, мягче. Не забывайте – здесь дамы, – попросил де Гранден, перемещаясь к входу. – Вы пойдете со мной, или я должен избавиться от вас прежде, чем вы убежите? Или мне прострелить одну из ваших толстых ляжек?
Профессор Джадсон оставил алтарь Пана и сопроводил де Грандена в ночь. Я не знаю, что происходило под звездами, но вскоре француз возвратился с молодой женщиной на руках. Профессора с ними не было.
– Быстрей, друг мой Троубридж, – скомандовал он, уложив девушку на пол. – Дайте ей немного вина, оставшегося от нашего ужина. Думаю, это поможет бедняжке. Тем временем… – он обвел жестким немигающим пристальным взглядом круг девушек, – молодые особы пусть обретут предметы одежды, более подобающие их возрасту и этому времени суток, и приготовятся покинуть этот адский дом утром. Мы с доктором Троубриджем останемся здесь и завтра уведомим полицию о том, что это место будет закрыто навсегда.
Вывести девушку из обморока было достаточно сложно, но терпение и труд Жюля де Грандена наконец были вознаграждены.
– О… о… я видела Пана… Пан смотрел на меня из листвы! – рыдал в истерике бедный ребенок, едва открыв глаза.
– Non, non, ma chère, – уверял ее де Гранден. – Это была просто маска из папье-маше, которую один одиозный человек поместил в ветви кустарника, чтобы испугать вас. Посмотрите сами, я принесу его вам! Вы можете трогать его сколько угодно – ничего страшного!
Он бросился к дверному проему храма и вскоре возвратился с отвратительной маской узкого искривленного лица с усмехающимся ртом, протянутым от уха до уха, с короткими изогнутыми рожками и косыми глазами, блестящими в жестокой злобе.
– Вот и весь ужас, – воскликнул он, бросив маску на пол и давя ее ногами. – Посмотрите, моя нога не более могущественная, чем все языческие боги!
