Книга Солнце на дороге - Андрей Максимов

Бежали долго, пока окончательно не убедились, что погони за ними нет.

— Объясни мне, — попросил Малко. — Эти женщина и мужчина — они из-за чего ссорились?

— Из-за власти… — вздохнул Антошин.

Малко не понял:

— Из-за власти?

— Ну, это когда люди делают все, что ты им приказываешь. Что им ни скажешь, всё исполняют.

— Почему?

— Как — почему? Потому что у тебя — власть.

Малко задумался надолго, а потом произнес тихо:

— Какая жуткая штука эта власть! Зачем ее только придумали? Человек ведь не Сварог, чтобы приказывать людям, что им надо делать. Зачем же за эту власть бороться? Что в ней хорошего? Что за удовольствие такое — решать за других, как им жить?

Антошин открыл было рот, чтобы ответить, но потом понял: ничего, кроме общих слов, он сказать не сможет. Потому что на самом деле он не знал ответа на вопросы: зачем людям нужна власть, почему они так ее любят, что готовы за нее бороться, даже если борьба эта угрожает их жизни?

Антошин и Малко снова шли, помня лишь цель, но не ведая дороги. Им непременно надо было отыскать радость и юдоль. Да еще так, чтобы они оказались вместе. Что это такое и где это неведомое искать, было совершенно неясно.

— Люди придумали, что с богами надо говорить на воде. Красиво… А богам не понравилось, — задумчиво сказал мальчик.

— Почему ты так решил?

— Потому что, если бы боги услышали людей, они сделали бы их чуть-чуть добрее. Ты ж видел, все дрались с таким удовольствием, что любому понятно: боги их не слышат и не видят.

«Зачем тогда нужна молитва, если она не делает человека добрее?» — подумал Антошин.

И понял, что не знает ответа.

Полковник обнял парня за плечи. Вук сел Антошину на руку. Так они втроем и шли.

Ничего похожего ни на радость, ни на юдоль не встречалось им на пути. Ничего не происходило — ни хорошего, ни плохого. Дорога, видимо, решила: хватит с этих людей приключений, пусть себе отдохнут.

Несколько раз Малко пытался метнуть меч в пробегающих зайцев, но попасть не смог.

Парень вздохнул:

— Вот бы мне лук сейчас…

Мальчишке попытался помочь ворон. Но лес — плохое место для охоты: не развернешься. Вот поле бы открытое, тогда бы Вук себя показал. А в лесу…

Так что пришлось снова есть шашлык из грибов и еще каких-то кореньев и плодов, название которых полковник забыл сразу, как только услышал.

Воровать можно! Это Криво́ш знал очень хорошо. Без воровства не проживешь. Вот Найдён украл себе невесту — и оба счастливы.

Человека украл человека! А тут не человек — меч.

Это был не просто меч. Это было «глазастое» оружие! Камень на рукоятке, казалось, глядел на Кривоша, изучал.

Меч, как и сам Кривош, был одноглазым. Получается, не просто оружие для битв — брат, который всегда поймет и всегда выручит. Ну разве можно упускать?

Надо было дождаться, пока этих людей сморит сон, а потом схватить меч и бежать! До деревни близко.

Кривош тут каждую тропиночку наизусть выучил за свои тринадцать лет, а эти, сразу видно, из иных краев, заплутают, тем более — в темноте.

Луна, одинокий глаз ночного неба, с любопытством наблюдала за двумя людьми, которые всё шли и шли неведомо куда, а потом падали посреди леса на траву, чтобы, отдохнув, снова пойти неведомо куда.

Антошин лежал на спине и смотрел на звезды. Звезды казались близкими. Странно, но там, в его времени, ощущения близости звезд и неба никогда не возникало.

Малко тоже не спалось.

— А я уж обрадовался, что радость и юдоль вместе — это молитва, — услышал полковник его голос. — Когда мы в озере лежали, думал: встану, а там избушка на куриножке. А вот ведь как все получилось… Совсем по-другому.

— Молитва — разговор с Богом. Конечно, в разговоре и радость есть, и печаль. Только ведьмы, мне кажется, что-то иное имели в виду, более конкретное. Ты совсем не догадываешься, что именно?

Малко задумался и ответил печально:

— Нет. — И тут же сам спросил: — Как ты думаешь, зачем надо с богами разговаривать? Разве они без слов не понимают, что нам от них надо?

— Не знаю… Вообще, мне кажется, молитва нужна для того, чтобы человек сам мог понять, что ему нужно. Знаешь, как бывает: человеку хочется лучшего от жизни, а чего именно лучшего, он не понимает. В молитве ведь всегда конкретное просишь.

— Разве бог — это богатей, который должен людям раздавать свои дары? — удивился Малко. — Нет, молитва — это что-то другое, я еще пока точно не знаю, что именно. Вот если бы отец был жив, я бы спросил…

«Жаль, что моему сыну никогда не придет в голову задавать подобные вопросы», — подумал Антошин.

А вслух сказал:

— Я, честно говоря, сам до конца не знаю, что такое молитва. Но то, что она не радость и юдоль вместе, в этом я убежден.

…Люди говорили про странное. Кривош никогда не слышал таких разговоров. Про странное и интересное. Кривош с удовольствием вышел бы из своего укрытия и побеседовал с этими людьми. Или даже просто послушал.

Но «глазастый» меч был интереснее любых, самых таинственных разговоров. Вот он лежит рядом с мальчишкой, едва ли не ровесником Кривоша. Надо подойти, взять осторожненько — и бежать!

Ночь, темнота… Даже если вдруг заметят, деревня близко, не догонят.

Лунный луч падал на меч, и Кривошу казалось, что «глаз» смотрит прямо на него — то ли заманивает, то ли изучает.

И Кривош не выдержал.

Ему бы подождать, покуда пришлые люди уснут покрепче. Но «глаз» так манил… «Одноглазый» меч! Брат, жаждущий встречи!

И едва разговоры смолкли, Кривош осторожно — ни одна веточка не хрустнула! — вышел из своего укрытия, подошел к костру.

Взял меч. Меч сразу удобно лег в руке. Это значит — его это меч, Кривоша, значит, ему и должен принадлежать.