– Чья группа? – не понял Лео.
Свет на сцене и в зале погас. Полное затемнение. Черная ночь в глубоком сне. А потом в черноте зажегся крошечный огонек, высоко-высоко, словно свеча в окне под самой крышей. Что это значит? Что это падает сверху: белые перья или хлопья снега? И что там сверкает посреди снега и перьев, что искрится алмазным светом как обещание, как новый шанс?
А потом яркий прожектор высветил пространство, что пустовало, сколько мы себя помним, но что есть память, как не веревка, перекинутая через время?
Женщина стоит, как статуя, в круге света. Простое черное платье, красная помада. Густые темные волосы, короткая стрижка.
Она стоит неподвижно. А потом оживает.
– Эту песню я посвящаю моей дочери. Она называется «Пердита».
Лео встает и выходит в проход. Откуда-то из глубин зала выходит Ксено и встает рядом с ним. Он обнимает Лео за плечи. Теперь Лео плачет долгими слезами дождя.
Потерянное нашлось.
Сейчас мы оставим их, в театре, вместе с музыкой. Я сидела на последнем ряду и ждала, что будет дальше, а теперь я вышла на улицу, в летнюю ночь, и дождь течет у меня по щекам.
Я написала эту кавер-версию, потому что уже больше тридцати лет «Зимняя сказка» была для меня не просто пьесой, а глубоко личным текстом – частью созданного словом мира, жить без которого я не могу. Хотя вернее будет сказать: вне которого. «Без» указывает на отсутствие чего-либо, «вне» означает «за пределами чего-либо».
Это пьеса о брошенном ребенке. В каком-то смысле и обо мне тоже. Это пьеса о прощении и целой вселенной возможных будущих; о том, как прощение и будущее сплетаются воедино и простираются в двух направлениях, вперед и назад. Время обратимо.
Поздние пьесы Шекспира основаны на прощении.
Но что там прощается?
«Зимняя сказка» – отсылка к «Отелло». Герой, который скорее прикончит весь мир, чем изменится сам. Но в этот раз героине не приходится умирать из-за бредовых иллюзий героя. На самом деле Отелло не способен любить себя – не Дездемону. Он не доверяет не Дездемоне, а себе самому, но когда Шекспир возвращается к этой теме, он дает герою второй шанс.
Гермиона не умирает. Леонт с Поликсеном тоже не умирают. Будущее надежно защищено, потому что Пердита и Флоризель не повторят ошибок своих отцов. Правда?
Прощение. Для всякой истории есть всего три возможных концовки, если отбросить «И жили они долго и счастливо», потому что это не концовка, а кода.
Три возможных концовки:
Месть. Трагедия. Прощение.
Шекспир знал все о трагедии и мести.
На позднем этапе творческого пути он заинтересовался прощением – вернее, снова заинтересовался прощением, – потому что во «Все хорошо, что хорошо кончается» есть Елена, как противоположность эгоистичному, избалованному, порнографическому нарциссизму Бертрама; в «Мере за меру» есть Изабелла, как противоположность сладострастной жестокости Анджело. Они обе умеют прощать. И есть еще Порция, поэт милосердия в противовес убийственному мздоимству на фунт мяса. Не в том дело, что Шейлок еврей, а в том, что он еврей не в полной мере. Ибо сказано в Ветхом Завете: не ожесточись сердцем и прости долги ближнему своему. Прошлое не должно связывать будущее. В высшей мере способность прощать проявляется у Корделии и Гермионы. Корделия в «Короле Лире» умирает во имя любви, в противостоянии с Эдмунтом и Эдгаром, еще одной парой шекспировских враждующих братьев (Шекспир нередко использует этот сюжетный ход – взять тех же Леонта и Поликсена!). Корделия также противостоит своим сестрам, Гонерилье и Регане, двум змеям, столь же убийственным, как леди Макбет, и, как леди Макбет, погрязшим в мужских играх за власть. Лир несостоятелен как отец. Он не способен защитить младшую дочь от своего собственного безумия. Точно так же Леонт бросает свое дитя на милость медведей, волков и хищных птиц. Шекспир не был горячим приверженцем семейной жизни; вам хотелось бы вырасти в доме Монтекки или Капулетти? Вам хотелось бы таких родителей, как у Гамлета?
У Миранды, героини последней шекспировской пьесы «Буря», есть отец, ради которого стоит родиться на свет. Но на острове они только вдвоем, и когда появляется Фердинанд, Просперо балансирует на краю типичной отцовской ревнивой ярости и ограждает себя от будущего, не давая будущему случиться. Однако он побеждает свой гнев, и Шекспир завершает пьесу, предоставив дальнейшее детям. Пусть в следующий раз они сделают все по-другому. В следующий раз они сделают все, как надо.
Как сказал Эзра Паунд: «Сотворите заново».
В «Зимней сказке» прошлое определяется будущим в той же мере, в какой будущее определяется прошлым. Прошлое здесь не история, а трагедия. Не бывает трагедии без духовных терзаний. Именно масштаб потери, ее смысл и бессмысленность наполняют жестокость и ревность в первом действии столь мучительной болью.
Второе действие с его танцующими пастушками и солнечным, пасторальным весельем нарочито контрастирует с темными, мрачными залами Сицилии.
А простые, бесхитростные добродетели старого пастуха и его сына Клоуна контрастируют с напыщенной заумью столичных жителей.
Поликсен, которому мы сочувствуем в первом действии, во втором действии оказывается ничем не лучше Леонта, когда пытается разлучить своего сына Флоризеля с его возлюбленной Пердитой, угрожая девушке смертью. В своем извращенном садизме Поликсен достоин Леонта.
Простая пастушка Пердита недостаточно хороша для его сына. Его ошибочные представления о Пердите столь же фатальны, как представления Леонта о Гермионе, Лира – о Корделии.
В третьем действии все разрешается в лучшем виде, и можно подумать, что счастливая концовка притянута за уши, но это не так. Леонт раскаялся искренне. Он ненавидел себя на протяжении шестнадцати лет. Твердость духа, проявленная Гермионой, противопоставлена скоропалительной ярости Леонта в первом действии и жестокости Поликсена во втором.
Гермиона делает то, что труднее всего сделать, чтобы восстановить справедливость: она не делает ничего.
«Ничего» – ключевое понятие пьесы. В бредовой речи Леонта о предполагаемой измене жены уже содержится верный ответ, но Леонт не в состоянии его услышать:
Да! так шептаться…И льнуть щекой к щеке… и носом к носу…И целовать в полуоткрытый рот,Смех вздохом прерывать (вернейший признакРазбитой чести!) Ездить стремя в стремя…В углах шептаться – гнать часы… желатьЧас обратить в минуту, утро – в ночь,Желать, чтоб все глаза кругом ослепли,Чтоб на свободе их глазам грешить?Все это – ничего? Да, но тогдаВесь мир со всем, что в нем, – ничто, и небоНичто, и вся Богемия – ничто,Жена моя – ничто,Коль это – ничего!
После ядерной катастрофы, сотворенной Леонтом, уже ничего нельзя сделать, пока следующее поколение не будет готово исцелить раненый мир; но и им тоже сначала придется избавиться от омертвелых стремлений прошлого, когда Пердита избегает смерти во второй раз.
