— Не в миг, а за четыре дня.
— Да, точно — за четыре дня. Только тебе надо будет кое-что сделать.
— Я даже не знаю, стоит ли, — растерянно ответила она. — Ведь повышенное давление в моём возрасте это нормально, да и беспокоить Айрину в её положении как-то неудобно.
— Удобно, — уверенно ответил он и выжидающе посмотрел на меня.
— Для меня это не составит труда, — сказала я, поняв смысл его взгляда. — Только необходимо будет кое-что сделать. Вы должны будете написать свой приблизительный распорядок дня, а также в течение трёх дней говорить и делать то, что я попрошу. Договорились? — я улыбнулась ей, потому что поняла что, не смотря на то, что её сын такая сволочь, она женщина хорошая.
— Если тебе и вправду не тяжело, то я с удовольствием буду делать то, что ты скажешь, детка, потому что в последнее время сердце пошаливает, и непонятная дрожь в руках иногда появляется.
— Не тяжело, — заверила я.
Просидев у них ещё чуть больше часа, и мило пообщавшись с женщиной, мы стали собираться, договорившись, что я приеду утром следующего дня. Михаил сказал, что проводит нас к машине и как только мы вышли за дверь, зло сказал:
— Только выбрось какой-нибудь фортель с моей матерью, и я тебе устрою такое!
— Расслабься ублюдок, — сквозь зубы произнесла я. — Хорошим людям я помогаю с удовольствием, и обратись ты ко мне просто так, я бы всё равно помогла. Завтра в одиннадцать часов я буду у тебя. А теперь исчезни с моих глаз! Лучше иди, скажи что-нибудь хорошее своей матери, чем пробуй пугать тех, кто тебя не боится.
Он внимательно посмотрел на меня, а потом развернулся и пошёл назад в квартиру, ничего мне не сказав.
Сев в машину, я прижалась к Севе и спросила:
— Почему у таких хороших матерей вырастают вот такие уроды?
— Варвара Степановна с детства потакала ему во всём, вот он и вырос такой сволочью, — обняв меня за плечи, сказал он.
— Как я понимаю, ты давно знаешь их семью.
— Да, с детства. Мы даже с ним учились в одной школе, в параллельных классах и дружили когда-то. И кстати, именно благодаря ему, я узнал о тебе.
— Да? — я изумлённо посмотрела на Севу.
— Да, если бы не он, то я так бы не встретился с тобой.
— Хм, ну тогда если благодаря ему мы встретились, я не буду сильно его наказывать потом.
— Рина, он моральный урод и очень опасный человек, и я не хочу, чтобы бы питала иллюзии на его счёт, — терпеливо сказал он.
— Но тебя он боится, — довольно констатировала я, вспомнив сцену в коридоре.
— Да, потому что знает, как я могу действовать, если стать у меня на дороге, и знает, что если надо, я могу прогнуться, но потом сила отдачи бывает такая, что всех разрывает на куски. Поэтому он и боится давить слишком сильно.
Слушая Севу, я почувствовала гордость за него, но некоторые моменты меня всё же беспокоили и я спросила:
— Такое уже было? Я имею в виду давление?
— Конечно. Ты не представляешь, сколько людей пытались сломать меня и получить бизнес отца после его смерти. Мне было двадцать, и многие считали меня лёгкой добычей, поэтому приходилось действовать жёстко, чтобы выжить.
— И как ты действовал? — тихо спросила я, боясь услышать ответ.
— Рина, солнце, ну зачем тебе это знать? — с горькой усмешкой спросил он.
— Просто ты меня иногда пугаешь, — робко ответила я. — У тебя было такое лицо, когда ты впервые разговаривал с Михаилом после нападения, и сегодня, в коридоре, что меня дрожь пробирает каждый раз, когда я тебя таким вижу. Страшновато, и мне кажется, что я тебя совсем не знаю.
— Как раз ты меня знаешь намного лучше, чем все остальные люди, — он улыбнулся. — С тобой я могу быть самим собой. А с остальными я веду себя так же, как и они ведут себя со мной. Знаешь третий закон Ньютона? "Сила действия равна силе противодействия" — так вот, это про меня. Я стараюсь не причинять людям вред, но если они это делают, то я всегда отвечаю.
— Ясно, — произнесла я и поцеловала его. — Наверное, за это я и люблю тебя — за твою внутреннюю силу и бесстрашие. Ты меня не испугался, зная, что я ведьма. Остальные старались держаться от меня подальше, даже не зная этого.
— Слабаки, — со смешком ответил он. — Ты меня всегда скорее веселила, чем пугала. Но я рад, что все остальные тебя боялись, и ты никому не далась в руки, кроме меня. Не зря я тогда себя накручивал и отшлёпал тебя по мягкому месту.
Я тут же залилась краской, вспомнив ту позорную экзекуцию и недовольно сказала:
— Я, кстати, так и не отомстила тебе за неё. Надо будет что-то придумать, чтобы отдать должок.
— Буду с нетерпением ждать, — весело ответил он и начал меня целовать.
"Ну и как разрабатывать коварные планы, когда он вот так меня целует?" — пронеслось в голове. Всё недовольство тут же испарилось, и я просто наслаждалась ощущениями, целуя его в ответ.
В тот же день я съездила к родникам в Подмосковье и, набрав воды, всю дорогу в голове держала образ Варвары Степановны, а потом следующие три дня исправно ездила к ней по утрам, готовя раствор. Что ей там наплёл Михаил, я так и не узнала, но она без лишних вопросов делала то, что я просила и не задавала мне вопросов, а свою кровь я уже добавляла дома.
На четвёртый день, когда осталось добавить кровь и довести раствор до нужной консистенции, а потом прописать судьбу, мы ехала к матери Михаила, и я испытывала волнение. "Как всё пройдёт? Ведь я беременна и непонятно что может произойти, но ведь этим уродам плевать на моё положение. И почему я у бабушки никогда не спрашивала — писала она судьбы людей, когда была беременна мамой или нет?" — я вздохнула, положив руку на живот. Сева прекрасно понял, что может означать мой жест и твёрдо сказал:
— Если почувствуешь хоть малейший дискомфорт, мы сразу сворачиваемся и уезжаем. Найдём потом другой способ помочь Варваре Степановне. До родов осталось чуть больше двух месяцев, и мы заставим их подождать.
— Хорошо, — кивнула я, пытаясь успокоиться.
Михаил сразу дал понять нам с Севой, что писать текст я буду под его неусыпным контролем, и нам ничего не оставалось, как согласиться. Радовало меня только одно — он не знал, какие манипуляции я совершаю дома и что добавляю ещё и свою кровь, поэтому я особо не переживала, что он увидит, как я пишу судьбу и делаю амулет.
Взяв кровь из вены у Варвары Степановны, я добавила её в основной раствор и, устроившись в зале, принялась писать судьбу. Свою мать Михаил куда-то отправил гулять, поэтому в квартире мы остались втроём и мне никто не мешал.
Написав черновик и дав прочитать его Михаилу, я принялась писать уже чистовой вариант кровью, прислушиваясь к своим ощущениям. Но ничего не происходило, и малышка только один раз беспокойно шевельнулась, когда я писала, как объявляют результаты обследования и говорят, что никакой болезни Паркинсона у Варвары Степановны нет, но тут же успокоилась.
