– Ох, Никки, признаюсь тебе – он мне не нравится! Он пугает меня! Я бы очень хотела, чтобы ты убедил его переехать в Холл!
– Пугает вас? Кто, этот тип, который поднимет истошный крик, если мимо пробежит мышь? Да вы, наверное, шутите! Я уверен, Нед сказал бы, что мы обязательно должны оставить его здесь, под присмотром. Только представьте, кузина, если он знает, куда Евстасий упрятал этот злополучный документ, и приведет нас к нему! Я ничуть не удивлюсь, если он находится в спальне Евстасия, потому что вы наверняка обратили внимание на его предложение занять эту комнату. Шито белыми нитками, я бы сказал! И вот еще что: распорядитесь запереть ту комнату, а ему подготовьте спальню рядом с моей! Таким образом, если он попытается выкинуть какой-нибудь фокус ночью, я обязательно услышу это. Вот будет номер, когда я поймаю его с поличным, да еще до того, как Нед узнает о том, что он здесь!
– Никки, я сойду с ума от страха! Я хочу, чтобы ты отправил весточку в Холл своему брату с сообщением о прибытии Френсиса! Не то чтобы, – поспешно добавила она, – он сможет успокоить меня, поскольку в этом смысле он ничуть не лучше тебя и, скорее всего, заявит, будто это крайне удачное стечение обстоятельств или еще что-нибудь в таком роде!
– Что ж, я ничуть не удивлюсь, если он действительно скажет нечто подобное. Единственное, с чем не могу смириться, так это с необходимостью быть вежливым с этим типом! Вы знаете, он наверняка попробовал бы убить Баунсера своей шпажонкой, не окажись я рядом. Субъект, который предпочитает кошек собакам! Кошек! – с невыразимым презрением пробормотал Никки.
– Да он и сам похож на кота. Ох, лучше бы он не приезжал сюда! И я тоже!
– Вздор! Мы славно повеселимся! – заявил Никки и отправился обратно в гостиную.
А Френсис Шевиот даже не думал обыскивать комнату и по-прежнему в изящной позе восседал подле камина, элегантно забросив ногу на ногу. Он сладко улыбнулся Никки и лорнетом с длинной ручкой указал на серебряные кисточки на своих ботфортах.
– Обрати внимание! – сказал он. – Я не должен так говорить, потому что это мое собственное изобретение, но на самом деле я восхищен. Серебряные кисточки, мой дорогой мальчик, серебряные, а не золотые, что лишь подчеркивает траурную ноту. Разумеется, для церемонии я надену черные панталоны. Я долго колебался, прежде чем позволил Кроули помочь мне облачиться вот в эти серые, поскольку мне не хотелось бы выказывать ни малейшего неуважения, но, полагаю, наше родство все-таки достаточно дальнее, чтобы я мог с чистой совестью носить их, не так ли? Льщу себя надеждой, что мой черный шейный платок лишь подчеркивает нужную строгость. Или ты считаешь, он делает меня похожим на военного?
– Нет, – с чистой совестью ответил Никки. – Этого не сможет сделать ничто на свете!
– О, как прелестно с твоей стороны, мой мальчик! Ты снял камень с моей души! – провозгласил Френсис и просиял. – А теперь скажи мне! Должен ли я буду в последний раз взглянуть на лицо Евстасия или могу с полным на то основанием надеяться, что гроб его уже заколочен?
– Разумеется, заколочен!
– Премного благодарен. Смерть причиняет мне нешуточную боль и, хотя я намерен соблюсти все… Ах, он, надеюсь, находится не в этом доме?
– Нет. Он лежит в часовне.
– И вновь ты меня утешил несказанно. Разумеется, я захватил с собой нюхательную соль, да и Кроули знает, как привести меня в чувство, но, признаюсь тебе, мне бы очень не хотелось ночевать под одной крышей с гробом. Я всегда отличался повышенной чувствительностью, вследствие чего со мной мог бы приключиться обморок. Но сейчас, если только я не подхватил простуду во время поездки сюда, нам нечего опасаться. Кортеж, насколько я понимаю, будет не слишком длинным?
– Карлайон распорядился провести приватную церемонию, – ответил Никки.
– Ему нельзя не посочувствовать, – пробормотал Френсис. Заметив, как порозовел Никки, он извиняющимся тоном добавил: – Никогда не замечал за собой подобной бестактности! Честное слово, я никого не хотел обидеть, дорогой Николас! Бедного Евстасия, увы, не любили в здешних местах! Но я надеюсь, что экипажей заказано достаточное количество, поскольку у него все-таки были друзья. И я убежден, они должны почтить своим присутствием место его последнего упокоения. Я, например, лично уведомил Луи де Кастра об этом печальном событии, поэтому не сомневаюсь в том, что завтра увижу его здесь.
От подобной наглости Никки лишился дара речи и мог лишь с раскрытым ртом взирать на своего собеседника.
– Ты ведь наверняка знаком с Луи? – немного удивившись, осведомился Френсис. – Очаровательное создание! Один из моих самых старых друзей!
– Да, – выдавил Никки. – Да, кажется, я встречался с ним!
В этот момент в комнату вернулась Элинор в сопровождении мисс Бекклз, и под шумок необходимых представлений Никки сбежал оттуда в сад – охладить разгоряченную голову. Поскольку в Хайнунз городской режим дня не соблюдался, вскоре настало время переодеваться к ужину, и неискренняя компания в гостиной распалась. Френсис удалился к себе, намереваясь отдаться в руки своего камердинера, мисс Бекклз отправилась надзирать за тем, как накрывают на стол, желая не опозориться перед столь утонченным гостем, а Элинор ушла на поиски Никки, чтобы вновь умолять его послать грума в Холл с сообщением для Карлайона.
Однако юноша опять наотрез отказался сделать это, настаивая, что для того, чтобы разобраться с таким трусом, как Френсис, помощь Карлайона решительно не требуется. Поэтому Элинор ушла к себе ни с чем, изрядно рассердившись на Никки.
Общество, вскоре собравшееся к ужину, выглядело настолько мрачным и траурным, что даже самый строгий критик не нашел бы, к чему придраться. Лишь мисс Бекклз внешне выделялась, решив по такому торжественному случаю порадовать остальных своим лучшим платьем из лавандового атласа. Френсис вырядился в черный сюртук и атласные бриджи до колен, которые куда уместнее смотрелись бы в Зале собраний «Олмакса», чем в деревенском доме; Элинор надела платье из черного атласа, а Никки, стремясь не дать кузену превзойти себя, остановил выбор на таком же наряде, как и у него, хотя и вынужден был признать, что покроем его собственный костюм значительно уступает.
Любезность вкупе с обходительностью гостя казались непревзойденными, однако мисс Бекклз не желала вносить свою лепту в поддержание общей беседы; Элинор терзали неопределенные, но дурные предчувствия; а попытки Никки скрыть свою явную неприязнь к Френсису лишь подчеркивали ее. Элинор с содроганием спрашивала себя, как они сумеют пережить предстоящий вечер. Когда она в сопровождении мисс Бекклз перешла в гостиную, старушка призналась девушке, что ей не нравится тон, который задает беседе мистер Шевиот, и она боится, что он – плохой человек.
– Я думаю, он – ужасный человек! – подхватила Элинор.
– Что ж, любовь моя, раз ты так говоришь, то и я могу без зазрения совести заявить, что считаю рассказанную им историю о мистере Ромео Коутсе[38] – вот уж странное имя, право! – чересчур нескромной; твоя мама наверняка бы не хотела, чтобы ты ее слышала.
