Джолин вздрогнула.
Семья в расщелине.
Именно о ней она сейчас вспомнила. Чужаки на чужой земле в поисках лучшей жизни… Только вот нашли они свою смерть. Интересно, кого повесили первой – мать или дочь? Джолин надеялась, что мать. Будучи сама матерью, она не могла представить себе судьбы более ужасной, чем видеть, как убивают твоего ребенка.
Бессознательно женщина обняла Скайлара за плечи и крепко прижала к себе.
У Лесли, смотревшей на нее, лицо было белым, как бумага.
– После того как они умерли, Уильямс отрезал большие пальцы с их рук и оставил себе. Здесь написано, что даже через много лет он любил их доставать и любоваться ими.
Джолин бросила взгляд на мать, ожидая хоть какой-то реакции, но ничего не увидела. Мать знала последнего из Уильямсов, внука писавшего. Джолин ожидала от нее более эмоциональной реакции на подобные откровения.
– Но в подвале было больше, чем две пары больших пальцев, – сказала Лесли.
Джолин вспомнила слова своего сына: «Они хотят отомстить», – и впервые ей в голову пришла мысль, что она может знать, кто такие эти «они».
– Эти пальцы были не единственными, – сказала она мягким голосом. – Их там было много.
– Тогда я продолжу читать, – кивнула Лесли.
Ему снилось лицо в окне – коричневая морщинистая голова и жуткий оскал зубов. Только лицо было не в окне, а прямо над ним, на расстоянии всего в несколько дюймов. По мягким движениям головы из стороны в сторону и колебаниям его собственного тела Скайлар понял, что мужчина куда-то его несет.
Только это был не мужчина.
То есть когда-то, давным-давно, ЭТО было мужчиной. А то, что сейчас держало его на руках, то, что забрало его из туалета в школе и теперь куда-то несло, было трупом – но не простым трупом, а каким-то монстром, только Скайлар не мог определить каким.
И он тоже был не самим собой. Он был куклой. Каким-то образом он превратился в марионетку, и теперь этот труп нес его из глубокого подземного тоннеля в… куда?
Скайлар этого не знал и даже боялся об этом думать.
– Мне так много надо тебе показать, – произнес монстр с присвистом, и, хотя говорил он на неизвестном языке, Скайлар его прекрасно понял.
Монстр дернул за его ниточки, и Скайлар сел у него в костлявых руках. В просветах в окружающей их грязи он увидел мальчика, которому отрубили руки, ноги и голову; мужчину и женщину, которых похоронили заживо; старика, которого задушили; и девочку, которую разрубили пополам.
Казалось, что они все какие-то родственники этого монстра. Скайлар заметил сходство в чертах лиц и цвете кожи.
– Они хотят отомстить, – прошептало ЭТО ему на ухо, и с этими словами отрубленная голова старой ведьмы распахнула свои белые, непроницаемые глаза и закричала.
Скайлар проснулся, цепляясь за пояс матери. То, что он только что испытал, было не просто сном, – а воспоминанием, восстановленным реальными фактами. Его сердце учащенно колотилось, но, проснувшись, он не заплакал и не закричал, и это было здорово. В комнате находились мисс Финч и бабушка, а он не хотел бы потерять перед ними лицо.
Хотя, оглянувшись вокруг, Скайлар понял, что они испуганы не меньше его. А может быть, даже и больше. Пока он спал, они о чем-то говорили, о чем-то жутковатом – он не хотел знать, о чем, хотя и испытывал некоторое любопытство.
Скайлар отпустил маму и сел.
– С тобою всё в порядке, милый? – спросила Джолин.
Скайлар кивнул, все еще не решаясь заговорить. Еще никогда в жизни ему не было так плохо. Даже возвращение отца выглядело бы на фоне всего произошедшего невинной шуткой.
«Почему монстр отпустил меня?» – подумал мальчик.
Этого он не знал. Скайлар чувствовал ярость и ненависть существа, знал, что за кошмарным оскалом скрывается неистовое зло, которое больше всего на свете хочет порвать его на части и со смехом наблюдать, как вытекает его кровь. Он был одним из тех, кому монстр хотел отомстить. Но по какой-то причине, которую Скайлар не мог понять, мальчику стало понятно, что монстр здесь не главный. Что он – такая же марионетка, как и сам Скайлар. За монстром стояла какая-то сила, сущность во много раз более мощная, которая общалась с ним при посредстве монстра. У него было ощущение, что все это как-то связано с теми мертвыми телами, которые ему показали, хотя, как и почему, он понять не мог.
– Мы сегодня останемся здесь? – спросил мальчик, глядя на маму.
– Да, – ответила она, но распространяться на эту тему не стала. Скайлар был уверен, что причина заключается в лице в окне, и был рад, что этой ночью они не возвратятся в дом бабушки.
– Я отведу его в постель, – сказала старая женщина, вставая. – Сама я тоже устала. Так что нам обоим не помешает выспаться.
Скайлар не хотел спать с бабушкой – он хотел спать с мамой, – но промолчал, услышав, как его мама сказала: «О’кей». Она крепко обняла его и наградила долгим поцелуем, а он обнял ее в ответ, благодарный за то, что она рядом.
– Пока-пока, – сказала Ма.
– Пока-пока, – ответил он, отрываясь от нее.
Вслед за бабушкой Скайлар подошел к двери спальни, но не стал входить в нее, пока женщина не включила свет. В гостиной мама и мисс Финч продолжали разговаривать. Напевая какую-то мелодию, мальчик снял обувь и забрался в постель. Он не хотел знать, что они обсуждают, и слышать, о чем говорят.
– Спокойной ночи, – небрежно бросил он бабушке, а потом повернулся и закрыл руками уши, как будто собирался уснуть.
Скайлар надеялся, что снов больше не будет.
Но их было еще много.
Очень много.
К тому моменту, как Скайлар проснулся около полуночи, Лесли прочитала не так уж много, но количество убийств, о которых она узнала, «Семье» Мэнсона[70]и не снилось. Многое было описано формально и языком, в котором чувствовалась некая недосказанность. Описываемые события происходили достаточно давно и успели потерять свою эмоциональную окраску, однако ужас происходившего все еще ощущался – в повествовании отсутствовала та обыденность смерти, которая обычно сопровождает описание исторических событий. Даже сейчас, после стольких прошедших лет, Лесли чувствовала, что Честер Уильямс был сукин сын и к тому же психопат. Он убивал мужчин всеми возможными способами, вешал детей и сдирал с женщин кожу живьем, потрошил трупы убитых – и все это делалось, скорее всего, с молчаливого благословления общества.
И эти жуткие сами по себе события, и тот бесстрастный язык, которым их описывал Уильямс, вызывали у Лесли тошноту.
Странным было то, что все его жертвы были китайцами. Или почти все. В дневнике упоминались более ранние убийства, войны и какой-то великий проект, вдохновителем которого был, очевидно, все тот же Честер Уильямс, но их подробности оставались за пределами этого дневника, так что Лесли даже заинтересовалась, не был ли этот дневник одним из многих, спрятанных в усадьбе Уильямсов.
