ВСТРЕЧА
Накануне у Синебродова была тяжелая игра в ночном клубе на Новом Арбате. Его партнер — король рамса и подкидного дурака — имел университетское физико-математическое образование, феноменальную память и уникальную способность подмечать и запоминать самые незначительные типографские огрехи на рубашках карт. Если в рамс и подкидного еще находились желающие составить ему партию, то в терц — практически никого. Одним из немногих был Синебродов.
Игра закончилась лишь под утро с хорошим плюсом для Владимира Александровича. Домой он приехал, когда уже начинало светать. Проспал до полудня, а когда проснулся, нашел на столе записку от Градолюбовой.
«Володя, постарайся быть вечером дома. Ты не забыл? Сегодня у нас с тобой юбилей. Возможно, придут гости.
Целую. Лида».
Синебродов мечтательно улыбнулся. Надо же! Никогда специально не гонялся за любовью, и так повезло. Уже столько лет вместе, а волнуюсь всегда, как пацан. Он почувствовал удивительный прилив сил, щемящую сердце нежность и опять, как случалось с ним тысячу раз, ощутил нерасторжимость их союза.
У многих этот союз вызывал недоумение и в то же время тайную зависть. Они не могли понять, что общего может быть у уголовника, профессионального карточного игрока и преуспевающей журналистки, воспитанной в интеллигентной добропорядочной семье на безоговорочном уважении к закону, к тому же с внешними данными героини латиноамериканских сериалов. Не верили, что их может связывать глубокое чувство. И тем не менее это была любовь, которая уже тогда, в годы их молодости, подменялась такими суррогатами, как брак по расчету или по половой совместимости, не говоря о нынешних временах, когда понятие «любовь» начисто исключено из взаимоотношений мужчины и женщины, заменено брачным всеобъемлющим контрактом или «занятием любовью».
Практичный молодой человек может не согласиться, дескать — любви нет. Кто-нибудь видел ее, трогал руками? И по-своему будет прав. Любовь — понятие эфемерное, но именно она помогла Синебродову остаться самим собой, сохранить человеческое достоинство, да и просто выжить в скотских условиях родной пенитенциарной системы.
Любовь во многом сродни совести, тоже как бы «вещь в себе», и не нуждается ни в каких видимых проявлениях. Она в самом человеке, как и совесть, и он сам себе — судья, обличитель и палач. Любовь подвигает смотреть на избранника сердца снизу вверх, боготворить и идеализировать. Что же касается Синебродова, то он стремился быть достойным Лидии Михайловны, оставаться именно тем, кому она отдала лучшие годы, не дать ей разочароваться, усомниться в правильности выбора.
Градолюбова часто задумывалась над природой своих взаимоотношений с Синебродовым, искала им разумное объяснение и не находила. Он ничего не скрывал от нее, был с ней предельно откровенен и всегда оставался самим собой — вором отчаянным и бесстрашным, компанейским веселым парнем, умеющим многое взять от жизни. Что касается его сущности, внутреннего содержания, то Градолюбова без всякой натяжки могла считать его высоконравственным человеком, если бы не маленькое «но»: он воровал. Хотя справедливости ради надо заметить: воровал ворованное у граждан внешне благопристойных, но жуликов по сути, пользовавшихся служебным положением, высоким покровительством и прочими аналогичными правами. Их наказывал Синебродов — робингудствовал, хотя, конечно, Градолюбова всей этой «кухни» не знала. В конце концов она перестала ломать голову над неразрешимой проблемой и приняла любовь к Синебродову как нечто фатальное, ниспосланное с небес. И ни разу не пожалела об этом. С ним ей было легко, надежно и абсолютно спокойно.
Внешне их отношения выглядели буднично и неброско, никакой экзальтации, все естественно, без надрыва, и в то же время между ними существовала неразрывная телепатическая связь: когда кому-то из них бывало худо, это тут же ощущал другой, а если все было нормально, они просто жили, спокойно занимаясь своими делами.
Способность любить, наверное, такой же дар Божий, как всякая одаренность. С детства Синебродов был влюбчивым и впечатлительным, любовался принцессой Греза из соседнего подъезда, строил воздушные замки и жил в них в свое удовольствие. Не будь Градолюбовой, он наверняка влюбился бы в другую девушку и был бы так же верен ей всю жизнь.
Поездка в казино на окраине Москвы оправдала себя как нельзя лучше. Пока Тонька прыгала у эстрады в поисках подобающего партнера, чистоделы Шнобеля выкрали у нее из сумочки ключи от квартиры и сделали слепки. На другой день поставили «жучки» и притихли в ожидании, когда у нее объявится Жженый.
Там же, в казино, Владимир Александрович встретил женщину, так взволновавшую его, что он не мог успокоиться несколько дней. Все это время, помимо воли, он думал о ней, не зная как поступить.
По случаю семейного торжества Лидия Михайловна вернулась с работы пораньше, попросила Синебродова раздвинуть в гостиной стол, одеться приличней, а сама ушла на кухню. Вскоре по квартире поплыли аппетитные запахи чеснока, ванилина, корицы. На столе появились бутылки, графины и все остальное, что полагается в таких случаях.
Гости не заставили себя ждать.
Градолюбова, общительная по натуре, тем не менее не откровенничала с коллегами о подробностях семейной жизни, но в редакции догадывались о какой-то романтической истории и сгорали от любопытства. Поэтому приглашенные поглядывали на Владимира Александровича с нескрываемым интересом. Он это прекрасно понимал и слегка усмехался, видя чересчур откровенный интерес к своей персоне, а в общем, он привык владеть собой в любой ситуации и поэтому не смущался.
Подруге спецкора, Кате, было на вид не больше тридцати. Она слегка конфузилась, но это не шло ей во вред, а напротив, добавляло очарования. Несколько полноватая, неторопливая в движениях, она посматривала на присутствующих с нескрываемым интересом, близоруко щурясь и невпопад краснея, отчего казалась еще более женственной и незащищенной.
— Катюша, как вам наша домашняя выпечка? — поинтересовалась у нее Лидия Михайловна.
— Объедение. С тех пор как умерла мама, я ничего подобного не вкушала.
— Какую паву отхватил ваш любимчик, — улучив момент, выразил свое восхищение Градолюбовой другой ее коллега, заведующий отделом публицистики. — И заметь, «не вкушала».
— Лида, не открыть ли нам с тобой небольшое кафе? Ты — на кухне, я — за стойкой. А? — пошутила жена публициста, тоже профессиональная журналистка.
— А как же бесчисленные почитатели твоих приперченных рецензий? От пресной пищи они могут зачахнуть.
— Не зачахнут. Сейчас умников развелось много. Бред так и прет из их болезненного подсознания.
— Фу, как вульгарно — бред. Свобода творчества. Творец волен в выборе темы и в средствах выражения, — подал голос спецкор, имеющий в редакции репутацию юного дарования.
— Скажите, ради Бога, зачем нормальному человеку экскурс в чье-то больное подсознание?
— А никто не неволит. Наслаждайтесь классикой. Имеете полное право.
