Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62
Словом, нетрудно представить, какую школу прошли Ионов и Киселев, какого класса специалистами по части негласных обысков они были, однако для обыска в квартире Пеньковского их навыки были неприменимы. Во всяком случае, на начальном этапе...
...Под руководством заместителя начальника Второго главка полковника Пашоликова Л.B. был разработан план, согласно которому удалось выманить из квартиры и объект, и его жену с малолетней дочерью. Для этого токсикологи из спецлаборатории КГБ обработали стол и кресло в кабинете Пеньковского ядовитым составом, после чего у того на ягодицах и ладонях появилась экзема.
Врачи (разумеется, заранее должным образом проинструктированные) из ведомственной поликлиники ГРУ, куда полковник обратился за помощью, объявили, что ему, его жене и дочери необходимо пройти обследование в условиях стационара.
Оставалась мать Пеньковского—Клавдия Власьевна, которая постоянно проживала в Одинцово, но на время госпитализации семьи прочно обосновалась в квартире, став физическим препятствием для проведения обыска.
Все помыслы Ионова и Киселева теперь были направлены на поиск предлога, с помощью которого можно или «вывести» женщину из квартиры, или где-то задержать на время, достаточное для реализации операции «Сезам».
Внешне тётя Клава—божий одуванчик из русской глубинки, но, по имевшимся агентурным данным, — очень осторожный и недоверчивый человек—на мякине не провести. Всякие попытки выдернуть её к участковому, в ЖЭК, в поликлинику были обречены. Ну, сколько там смогут её продержать? Час? Полтора? Маловато! Но, скорее, проблема была в другом: в любом вызове, в какой бы традиционно-чекистской упаковке он ни был подан, она могла усмотреть подвох. Не найдя убедительного для себя объяснения, зачем она так скоропостижно понадобилась официальным инстанциям, тётя Клава могла проигнорировать вызов, хуже того, — заподозрив неладное, «занять круговую оборону», то есть отказаться покидать квартиру. Нет-нет, тёте Клаве надо было такой спектакль организовать, так искусно его разыграть, чтоб она только и жила происходящим на сцене действом, а о буфете в фойе и не вспоминала!
Ионов и Киселев понимали, что все эти вызовы в ЖЭК, к участковому — попахивали портянками уполномоченных из ВЧК времён военного коммунизма. Чтобы не маршировать во вчерашнем дне, они должны были отступить от шаблонных наработок и придумать нечто из ряда вон выходящее.
...Слуховым контролем было установлено, что на следующий день тётя Клава собиралась посетить Центральный рынок, чтобы, купив для внучки свежие фрукты, отвезти их в больницу. Слава Богу! — решили Ионов и Киселёв, — «выводить» женщину не придётся — выйдет сама. Однако на всё про всё у неё не более двух часов — время недостаточное, чтобы опергруппа полноценно «ошмонала» жилище.
Имелось ещё одно обстоятельство, которое могло если не помешать обыску, то расшифровать его перед Пеньковским.
Дело в том, что существует физический закон, даже не закон —явление: сразу после применения самой совершенной отмычки замок начинает капризничать, а родной ключ то заедает, то проделывает холостые обороты. Потом всё нормализуется, но первый раз замок будет давать сбои. Рачительный хозяин обратит внимание, что он работает не так, как раньше. А профессионал поймёт, что в замке ковырялись отмычкой или дубликатом ключа. Как это и случилось четырьмя годами ранее при проникновении в квартиру предателя Попова, и он на допросах сам об этом заявил. Оперработникам ещё до обыска у Попова было известно, как реагируют запоры на «совокупления» с отмычкой, но иного выбора у них не было...
Чтобы не допустить подозрений у Пеньковского и его матери, что кто-то манипулировал с дверным замком в их отсутствие, было решено отобрать ключи у тёти Клавы на несколько часов. Но как? И вдруг Ионов, воскликнув «Эврика!» — схватил телефонную трубку и стал набирать номер своего некогда одноклассника и приятеля Лёхи, а ныне начальника отделения уголовного розыска в УВД на Красной Пресне капитана Молочкова Алексея Федоровича.
Через минуту в телефонной трубке раздался голос Молочкова:
«Колюня, “щипач” экстра-класса будет... Впрочем, ты его знаешь, жили ведь в одном дворе...Да-да, Алик Непорочный!»
«Щипачи» — мастера карманных дел
В середине 1950-х годов во дворах около Тишинского рынка можно было встретить отдыхающего после очередной отсидки знаменитого карманника Витю Малину, ученика легендарного Васьки Бриллианта, иконы криминального мира Советского Союза.
Собирал Витя вокруг себя окрестную ребятню и бесплатно показывал и объяснял разные фокусы. Ловкость рук—никакого мошенничества. Очаровав пацанов, Витя предлагал им повторить кое-что из своих фокусов. И внимательно следил, как и что делают мальчишки. Был в ватаге той — Александр Поречный, по прозвищу Алик Непорочный — маленький, конопатый, азартный, рожденный неизвестным отцом. Отсюда и прозвище: малый, мол, появился от непорочного зачатия...
Вот у Алика и карты появлялись нужные, пятак исчезал на тазах у изумленной публики. Витя Малина похвалил Непорочного и увел с собой. Так Александр Поречный стал карманником.
До встречи с Малиной Алик как-то недооценивал ремесло карманных воров. Оказалось — зря. «Щипачи» — это не «отморозки» — накачанные, коротко стриженые амбалы, которым природа-мать более одной извилины не выделила, и которые, по большому счету, способны лишь на вульгарный разбой. А думать начинают, если вообще начинают, после того, как человека жизни лишат. Оно и понятно: куда как просто расшибить в щепу дверь и вломиться с пистолетом в квартиру, «где деньги лежат», ведь сила есть — ума не надо...
Совсем иной породы, иной закваски карманники. «Щипачи» на Руси всегда считались высшей кастой преступного мира. Артисты, виртуозы. Они себя даже сравнивают с пианистами и скрипачами. Держат тонус, следят за собой. Говорят, день не «поиграешь» — не поупражняешься — только тебе будут заметны огрехи в исполнении, через три дня — заметят профессионалы, братья по ремеслу, а уж через неделю — можешь и провалить «выступление», то есть быть схваченным за руку.
Преступный мир всегда преклонялся перед железной самодисциплиной «щипачей». Ещё бы: спиртным не злоупотребляют, спят всласть, по утрам — зарядка, словом, блюдут режим. А это ох как непросто при жизни воровской! За два часа до выхода «на работу» ничего не едят и не пьют, даже чая, как пограничники перед выступлением в наряд по охране госграницы. Это насилие над собой заставляет с полной отдачей работать все «бортовые системы» человеческого организма: обостряется зрение, слух, обоняние. Реакция становится молниеносной. Карманников сравнивают не только с заступающими в наряд пограничниками — с каскадерами. Чего ради, спрашивается, каскадер, перекореженный в десятке неудачно выполненных трюков, отдающий себе отчет, что каждый очередной финт может стать последним, все равно прыгает на полном ходу с поезда, с крыши десятиэтажного дома?! Каскадер обычно отвечает: «Это мой образ жизни, не могу без риска, жизнь без опасностей и соперничества с ними кажется пресной».
То же самое может сказать о себе и классический карманник...
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 62