Венера была удивлена, как мягко шла большая машина, и решила, что ей нравится сидеть настолько высоко, что она видела всех, кто ехал по дороге. Гриффин нажал на какие-то кнопки, и кабину наполнила тихая музыка, вызывавшая в памяти их медленный танец... а это, в свою очередь, еще сильнее разволновало Венеру.
— Куда мы едем? — спросила она.
Ее голос прозвучал излишне резко. Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.
— Я хочу сказать, ты обещал какой-то сюрприз, но можешь ты хотя бы намекнуть, в чем он состоит?
— Извини, я совсем не хотел выглядеть таким уж таинственным. Я просто пошутил с Пией.
Он искоса посмотрел на Венеру, и ей подумалось, что он вроде бы тоже вдруг занервничал.
— Мы едем на открытие одной выставки.
Брови Венеры взлетели вверх.
— Ты везешь меня на открытие выставки?
Гриффин молча посмотрел на нее, потом снова перевел взгляд на дорогу.
— Ты как будто не можешь поверить, что я интересуюсь искусством.
Венера помедлила, прежде чем ответить. Тон Гриффина был нейтральным, но то, как напряглись его плечи, подсказало богине любви, что она случайно обидела его.
— По правде говоря, ты мне кажешься скорее воином, чем художником.
— А разве мужчина не может быть и тем и другим? Ты же увлекаешься мифами. И насколько я помню, там говорится о нескольких богах-художниках или хотя бы музыкантах, которые были в то же время отличными воинами?
Его слова поразили Венеру. Впрочем, Гриффин был прав. Аполлон был и талантливым музыкантом, и искусным воином, и богом света. Арес был богом войны, но и поэтом — хотя, на взгляд Венеры, довольно скучным. Афина, богиня войны и мудрости, тоже давным-давно была признана и как богиня — покровительница искусств. И даже Вулкан являл собой признанного скульптора, творившего из металла, а ведь он еще и бог огня...
— Да, боги и богини известны двойственностью своей природы. Но ты открыл мне еще кое-что. Я ведь привыкла думать, что смертные склонны лишь к чему-нибудь одному, что они либо художники, либо воины. Но...
Венера замолчала, и Гриффин бросил на нее короткий взгляд. Венера улыбнулась.
— Наверное, некоторые из смертных, исключительные люди, могут быть и тем и другим.
— Так ты будешь считать меня исключительным, если обнаружишь, что я и то и другое?
— Разве я сказала «исключительные»? — поддразнила его Венера. — Я имела в виду необычные... отклоняющиеся от нормы... а может быть, просто своеобразные.
Гриффин расхохотался, и Венера с радостью увидела, как расслабились его плечи.
Тут внимание богини любви привлекло одно здание.
— Мы сейчас проехали мимо ресторана Лолы?
— Да, а художественная выставка — дальше по этой же улице, в отреставрированном доме. Надеюсь, ты не против немного пройтись пешком. Погода сегодня отличная, а для этого грузовика трудновато найти парковку прямо здесь, так что, я думаю, мы остановимся напротив Трибун Лофтс, а уж оттуда дойдем до нужного места.
— Я ничуть не против короткой прогулки, — заверила Гриффина Венера.
Упоминание о Трибун Лофтс отвлекло ее мысли. Они находились неподалеку от портала. Странно, она совершенно забыла и о нем, и о том, что в буквальном смысле оказалась выброшенной в современный мир смертных. Забавно, однако она совсем не ощущала себя севшей на мель, по крайней мере, с того момента, как Пия открыла перед ней двери своего дома и впустила ее в свою жизнь. Пия, кажется, уже счастлива и довольна, а уж после сегодняшнего свидания с Виктором, который определенно весьма опытен в вопросах орального секса, ее жизнь, скорее всего, наполнится и любовным экстазом. А значит, Венера выполнит обещание, которое связало ее с этим миром. И потому весьма вероятно, что прямо сегодня вечером она сможет пройти дальше по улице и легко вернуться в Древний мир — ее родной мир.
— Готова, Венера?
Венера отогнала ненужные мысли. Гриффин остановил грузовик и открыл дверцу с пассажирской стороны, протянув Венере руку, готовый подхватить богиню и помочь ей опуститься на землю. Венера расстегнула пряжку ремня безопасности и вложила руку в ладонь Гриффина.
Об Олимпе она подумает потом, попозже.
Обновленное здание было идеальным местом для художественной выставки. На Венеру сразу произвели впечатление и наружное освещение, и высокие гладкие стены, на которых висели плакаты, сообщавшие о выставке, и написанные белоснежной краской картины зимы. Это неплохое начало, решила Венера. Но этим вечером в здании выставлялась не живопись. Сегодня публике были представлены скульптуры, созданные из разных металлов, сваренных между собой; скульптуры изумляли разнообразием форм и размеров. Венера внимательно изучала необычные творения. Ей не нужно было смотреть на таблички под скульптурами или на афишки студии, чтобы понять: все эти вещи созданы одним и тем же человеком.
— Изящество, — внезапно произнесла богиня любви.
— Что?
Венера перевела взгляд со скульптуры, которую изучала, на Гриффина. Он снова был напряжен, его плечи словно окаменели, он весь был как туго натянутая проволока. Он вел себя странно с того самого момента, как они вошли в галерею. Да, он был внимателен и любезен с Венерой, и между ними определенно ни на миг не угасало сексуальное притяжение, но тут было и что-то еще...
— Я поняла, что общего между всеми этими скульптурами. Они изящны, грациозны. Все они разные, но вызывают сходное ощущение, как будто их формы вылились из одного и того же сердца.
Гриффин слушал ее с предельным вниманием, и это понравилось богине любви.
— И мне не нужно читать таблички под фигурами, чтобы понять: все это создано одним и тем же мужчиной.
— Но почему ты решила, что скульптор — мужчина?
Венера улыбнулась, и в ее глазах вспыхнуло понимание.
— Я узнаю мужскую руку, когда вижу ее след. Например...
Она подвела Гриффина к вещи, которая ей в особенности понравилась. Это была крупная скульптура под названием «Феникс». Художник использовал здесь медь, создав условную фигуру обнаженной крылатой женщины, взлетающей над гнездом, сплетенным из рваных языков пламени.
— Посмотри на сочные, мягкие линии тела этой женщины, особенно на ее губы и грудь, и взгляни, как художник создал иллюзию длинных развевающихся волос, которые смешиваются с языками огня, — волосы и пламя становятся единым целым... Это создано мужчиной, который влюблен в формы женского тела и который обладает безупречным чувством прекрасного.
— Но разве женщина не может тоже любить формы женского тела?
— Разумеется, может, но здесь ощущается чувственность и энергия мужской руки.
— Тебе это нравится?
— Да, очень! Они все мне нравятся. А ты знаком с их автором?
