Поначалу я просто стою в полумраке коридора и ничего не могу понять. Моя голова попросту отказывается мне служить. Я пытаюсь сообразить, что же все это означает, словно пытаюсь разглядеть скрытый рисунок на плакате «Мэджик-Ай».
Я вижу Люка.
Я вижу Дездемону.
Люк находится внизу.
Дездемона находится наверху.
В это время рука Люка тянется к глубокой тарелке: той самой черно-белой тарелочке, из которой я всегда ела свои кукурузные хлопья с орешками. Вот его пальцы высовываются из тарелки, с них капает масло, и я сразу же улавливаю запах. Что-то очень знакомое. Лаванда? Лаванда с имбирем? А вот и бутылочка из-под масла валяется на полу, почти рядом со мной. Все ясно: это иланг-иланг. Но Люк никогда не верил в эффективность ароматерапии!
Это невероятно.
Такая знакомая и родная рука Люка теперь касается правой груди Дездемоны. Он обмазывает эфирным маслом ее сосок, затем его рука скользит по ее спине и переходит на ягодицы.
Что это со мной творится? Почему я до сих пор продолжаю стоять здесь и наблюдать за этой порнографией ужасов, происходящей наяву? За этим буйным аромасексом? Но я ничего не могу с собой поделать. Мои ноги будто примерзли к полу. Меня терзают противоречивые чувства. Мне одновременно хочется уйти отсюда и ворваться к ним в комнату, чтобы выдрать все ее блондинистые волосы до последнего с ее поганой блондинистой головы.
Перебивая смешанную какофонию сексуальных стонов и криков плачущих голубей, в моей голове раздается голос. Это очень старая запись: «Марта, расслабься». И потом еще, на более высоких тонах: «Это была всего лишь шутка. И даже если получилось не совсем смешно, разве я виновата, что оказываю на парней такое воздействие?»
Но пока этот голос снова и снова повторяет одни и те же фразы в моем мозгу, а смотрю на Люка и вижу, как сморщилось его лицо от этого агрессивного наслаждения. Физиономия у него более оживленная, чем была когда-либо во время секса со мной. Может быть, эти тщательно выбритые щеки и бархатистый подбородок и кажутся мне такими знакомыми, но более ничего. Все остальное изменилось. И сама комната тоже.
Разумеется, все те же плакаты в стиле «кич» и мебель «модерн» продолжают оставаться на своих местах. Но та отрицательная энергия, которую я почувствовала еще в свой прошлый визит сюда, теперь стала переполнять воздух. И все вокруг теперь мне кажется омерзительным в этом неестественном свете. Отныне эта невидимая война стала для меня очевидной.
…расслабься…
Я возвращаюсь взглядом к Дездемоне, словно наезжаю на нее кинокамерой, чтобы получить крупный план. В отличие от Люка, она все так же красива. Сейчас она пятерней проводит по своим роскошным волосам. Их тела как будто хорошо знакомы друг с другом. Видимо, это далеко не первое их свидание. И даже не второе.
Мой разум все еще отказывается верить увиденному.
Именно в этой комнате мы любили лежать на полу, как два ребенка, и играть во всякую детскую ерунду, а то просто щекотать друг друга до истерики или сражаться подушками. В этой комнате мы ели, пили и спали, ночь за ночью, в течение почти двух лет. Здесь мы сидели, обнявшись, вон на том крохотном диванчике, и часами смотрели видеофильмы или дурацкие новости по четвертому каналу.
И никаких свечей у нас при этом не было. И тем более эфирных масел. И уж сколько раз мы спокойно обходились без секса.
Я снова оглядываю пол. Их одежды нигде не видно. Значит, это не спонтанный секс. Выходит, у них все было запланировано заранее. Эта тарелка, музыка, да и сама атмосфера. Не удивлюсь, если увижу сейчас где-нибудь поблизости свежую клубнику и кубики льда. И это у них продолжается уже давно. Что бы она ни наплела Алексу, ей нужно было придумать отговорку на целый день. Я уверена, что после того, как они насладятся друг другом, они немного отдохнут, перезарядятся и пойдут по новому кругу. В этом можно даже не сомневаться.
В этот момент, продолжая держаться «в своем седле», она вдруг слегка поворачивает голову в сторону двери, туда, где стою я. Ее глаза полузакрыты, а я стою в тени. Она тонет в море удовольствия. Но даже, учитывая все это, я чувствую, что на какую-то долю секунды, ей удается все же меня разглядеть.
Она не вздрагивает и не вскрикивает. Выражение ее лица остается все таким же: это взгляд победителя, пребывающего в состоянии экстаза. И снова я слышу этот голос пятнадцатилетней давности: «Любовь… преимущества… Начинает и выигрывает Дездемона». И вот она здесь и добивает меня своими спортивными достижениями.
Однако вскоре до меня доходит: она никак не может меня видеть. Меня обманывает мое собственное зрение. Я стою против света. Да и слышать они меня не могут, настолько громко грохочет у них музыка.
Но больше я здесь оставаться не могу. Я понимаю, что еще несколько минут — и я полностью потеряю над собой контроль. Да и Люк скоро должен выдохнуться. Неважно, как он старается продержаться подольше, очень скоро его «иланг-иланг» должен все-таки «выстрелить и разрядиться».
Я тихонько отступаю, продолжая наблюдать за этой парочкой, за тем, как поблескивает их золотистая кожа, а затем поворачиваюсь и ухожу. Когда я запираю замок, то слышу, что диск с песнями «Принца» закончился. И я покидаю эту квартиру под бурные крики, означающие их одновременный оргазм.
Дверь за мной захлопнулась, и я снова оказываюсь на свету. Теперь вниз по лестнице и скорей прочь отсюда, на улицу, на свежий воздух…
Глава 32
Если бы все это происходило в кино, то по сюжету на улице бы шел дождь. Не тот мягкий и спокойный, к которым мы привыкли здесь, в Лондоне. Нет, сейчас бы на нас обрушился настоящий тропический ливень. А те несчастные, которые забыли прихватить с собой зонтики, теперь бы разбегались в потоках воды, прикрывая головы газетами. Ну а я сама шла бы сквозь завесу этого невероятного дождя, ничего не замечая вокруг, до ниточки пропитываясь водой и своим горем.
Но это не кино. А даже если и так, то это кино не про меня.
Мое состояние души никак не подействовало на местный климат. Все так же светит солнце, дует легкий ветерок. По узкой ленте голубого неба между крышами незатейливым узором разместились ватные облачка, словно они были там всегда, с начала сотворения мира.
Какой-то праздный гуляка, глупо улыбаясь, чуть не врезается в меня на тротуаре. Впрочем, он сегодня не одинок. Мне кажется, что весь район Ноттинг-Хилл нынче надел на лица золотозубые ухмылки. И вот так у меня проходит то, что может оказаться последней солнечной субботой в этом году.
Дездемона, чтоб ее!..
Я понимаю, что мои выводы могут быть не совсем верными. Остается вероятность и того, что Люк говорил мне правду. Ну, что та девушка, с которой он мне изменил, совершенно мне незнакома, так же, как, собственно, и ему самому. Я понимаю и то, что сами они наверняка никогда не признаются в том, когда именно начали встречаться. Эту тайну они скорее всего раскроют только в том случае, если к ним будет применено какое-нибудь хитроумное средневековое орудие пытки, специально созданное для того, чтобы причинить человеку самую страшную физическую боль. Но это тоже нереально. Где мне взять такое орудие?
