Книга Оружие без предохранителя - Михаил Нестеров

Александр Матвеев мчался на своем нестареющем, ужасно дорогом «Порше» по ночным улицам столицы. В очередной раз заметил, что скоростного режима в это время суток не существует вовсе. Кто-то плелся по правой полосе, кто-то несся по левой крайней. Матвеев выбрал среднюю. Но его «911-я» заднеприводная, с автоматической трансмиссией, но с доступом последовательного переключения передач с помощью селекторного рычага, обгоняла и «левых», и «правых». Под капотом бешено колотились сразу триста тридцать лошадиных сердец...

Он не был уверен, что Норманн так же скор на своей безымянной машине, но ему добираться быстрее, потому что живет в двух часах от работы. «Работать там, где живешь, – моя давняя мечта». Так или приблизительно так высказался в пользу этого инспектор Грандэн из телефильма «Ищите женщину».

«Порше» вписывался в повороты, будто им управляла рука Всевышнего, а не сам полковник Матвеев, провоцировавший машину заносом. Он и к парковке ситуационного центра подъехал, не меняя спортивно-безбашенного стиля. Затормозил, когда столкновение с тяжеленными, провисающими цепями, опутавшими открытый паркинг с трех сторон, казалось неизбежным.

На входе в центр он представился постовому:

– Полковник Матвеев.

– Я узнал вас. Проходите, Александр Михайлович. Вас ждут.

Он приготовился увидеть хмурого, поднятого с постели человека, но, к своему удивлению, следов недовольства на лице Норманна не заметил. Как не заметил игры. Норманн был бодр, как к концу рабочего дня: усталости не чувствовалось из-за теплых мыслей о доме.

Матвеев занял прежнее место, как если бы входил в штат ситуационного центра. Принял бы он предложение поработать здесь в качестве консультанта, например, или оперативного офицера? Пожалуй, нет. У него сложилось впечатление, что штат этого центра раздут и каждый здесь мешает каждому, каждый старается переложить ответственность на другого; это беда всех «раздутых коллективов». Матвеев же предпочитал пахать не на коллектив, а на конкретного человека, руководителя, и добиться полного взаимопонимания. Он считал, что лучше перегрузить человека работой, чем недогрузить, и заплатить ему достойные деньги.

Другая проблема – сам Юрий Норманн. Который, на взгляд Матвеева, подходил к решению проблем кружным путем. Сам Матвеев в свое время добился оригинального признания от руководства: «Существуют ли линии, которые короче прямых? Спросите у Матвеева».

– Есть новости?

– Не знаю, с чего начать, – ответил Матвеев. – Во-первых, Михаил и Тамира (он намеренно назвал их по именам) вышли со мной на связь. Я только-только переступил порог дома и даже не успел переодеться. Во-вторых, мне известно имя человека, расстрелявшего свадебную церемонию. Мало того, я могу назвать место, где содержится заложница.

– Потрясающая оперативность.

Нельзя было сколько-нибудь точно сказать, иронизировал ли Норманн. Но и одобрения в его голосе не прозвучало. Это и понятно. Поскольку Матвеев буквально обставил оперативную службу ситуационного центра.

Матвеев прикинулся простаком.

– А можно, я разделю ваши лестные отзывы между членами моей команды?

– Так вы работали в группе?

– Да, проверенным составом.

– Нет ли в нем майора Тартакова? – Норманн упомянул этого офицера профильного отдела ФСБ потому, что Тартаков считался лучшим по боевому планированию и некогда входил в группу Матвеева.

– Только я и мои агенты, – прояснил ситуацию Матвеев. – Михей и Тамира. Я хочу заключить с вами сделку.

– А время терпит?

– В том-то и дело, что нет. Я как бы не оставляю вам шанса поторговаться, – выдал полковник. При этом он поправил элегантным жестом свои волнистые волосы. – У вас даже нет времени подготовить дыбу или намылить веревку.

– Вы отдаете себе отчет в том, что покрываете преступников? Они...

Матвеев не дал Норманну закончить фразу.

– Вы их подрезали.

– Что я сделал?

– Подрезали, – повторил Матвеев, удивляясь девичьей памяти Норманна. Как будто и не было того, можно сказать, приватного разговора в коридоре центра, где Норманн сам высказал идею о подставе Наймушина и Эгипти. – Подрезали. Выкатили на них силовую машину. Что им оставалось делать?

– Поднять руки. Им нужно было сдаться. Они убили одного и тяжело ранили четверых спецназовцев.

– Их два года учили убивать. Для меня ваши откровения – не откровения. Они нормальные люди. Разве они вышли на улицу и стали палить без разбора? Разве захватили школу и положили для острастки десяток учеников?.. Когда преступление совершает ангел, ты связан по рукам и ногам, – тихо добавил Матвеев. Он только подумал, но не сказал следующего вслух – зачем, если собеседник все равно его не поймет: «Виктор не виноват в том, что его бросили родители. Не он выбирал себе отца, который воровал бракованные детали со свалок и складов и продавал на блошином рынке, тогда как другие пахали на заводах. Он спился в конце концов. Надо ли говорить, что до того, как продать квартиру, он содрал плинтусы, снял двери и на вырученные деньги купил бутылку «паленки»? И с той минуты домом для Виктора стала подворотня. Он снова обрел семью. Большую, огромную семью, состоящую из таких же, как он, бедолаг. Потом он попал в руки к военным. Дальше над ним поработала пара военных магов. Они выполняли приказ. Он выполнял приказ. Мы с вами выполняем приказ. Мы не вправе судить этого человека». И вот тут звучит голос Норманна, который подтверждает вывод Матвеева: «Моя задача – не судить, а обезвредить преступника». Что на это мог ответить Матвеев? Только следующее: «Это и есть суд. Неужели вы и этого не понимаете?»

– Вы предлагаете не заключить сделку. Вы предлагаете мне действовать по сговору с вами. И называется это преступным сговором.

– Сделка это и есть сговор, – просветил собеседника Матвеев. – Иногда полезно поступить против совести.

– Что вы хотите мне предложить?

– Полный успех при минимальных потерях. – Матвеев подумал о том, что чисто теоретически «мусорщик» может оказаться в нужном месте и в нужное для самого полковника время. И как тут не вспомнить название советского фильма «Один шанс из миллиона». Он решил пойти ва-банк – другого выхода у него не было. Он на миллион процентов был уверен, что слово «мусорщик» для Норманна милее стакана сметаны в голодный год.