Глава 14
Адама разбудил запах кофе. Почувствовав этот запах, он на мгновение мысленно вернулся в лучшие времена, туда, где жизнь была спокойной. Голова еще болела, в памяти были провалы, и когда он осторожно вытянул руки и ноги, то обнаружил, что от вчерашней переделки, в какую они попали, остались напряжение и слабость.
Опасность. Он быстро открыл глаза и резко вскочил на ноги. Его сердце тревожно стучало. Занавески были задернуты, и комната тонула в мягком свете лампы и слабо горящего камина. Энджел стояла, наклонившись над столиком перед окном, и разливала кофе по чашкам.
Он облегченно вздохнул, протер затуманенные сном глаза и попытался смирить бешеный стук сердца.
— Ты не погналась за ними? — хрипло спросил он.
Энджел повернулась, держа в руке чашечку с кофе.
— Ты представляешь, оказывается, можно попросить того человека за стойкой внизу, и он пошлет за любой едой, какую только пожелаешь, а потом ее принесут прямо в номер!
Она говорила так, будто это самая невероятная новость, какую она когда-либо слышала, как будто не существовало ничего более важного, чем это открытие. Энджел дала ему кофе, и он, держа чашку в руках, оглядывал комнату, пытаясь вспомнить, что же произошло вчера.
Она все привела в порядок, и нигде не осталось никаких следов того, что с ними случилось. На столике вместе с кофейником стояли тарелки с едой и одна использованная тарелка, означавшая, что она уже позавтракала. Адам потягивал горячий, крепкий кофе и недоуменно качал головой.
— Ты не перестаешь меня удивлять, — пробормотал он.
Она повернулась к нему.
— Тебе лучше?
— Почему же ты не погналась за ними? — спросил он с любопытством.
— Я принесла тебе супа.
— Я бы сейчас съел большой бифштекс с кровью.
— Возможно. Но суп тебе полезнее.
Она села рядом с ним на кровать, держа в руках тарелку с супом.
— Вот. Поешь немного.
Адам взял у нее тарелку и поставил ее на пол.
— Тебе не нужно за мной ухаживать, Энджел, — заявил он уверенно. Он мог бы добавить еще кое-что, но сейчас, когда он смотрел не отрываясь в ее глаза, он видел: она знает, что он хочет сказать. Он не ее отец, да у него и нет желания занять его место в ее жизни. Ему не нужно это от нее, он просто не допустит такого. И хотя, возможно, ему следует дать ей это понять более мягко, хватит уже играть в эти игры.
Даже если ставки слишком высоки.
Энджел торопливо отвела глаза, и когда она заговорила, в голосе ее слышалось смущение:
— Я знаю.
Он сделал еще один глоток. Ее волосы были приведены в порядок и теперь блестели на свету. Две верхние пуговицы лифа сломались, видимо, во время схватки с преступниками, но она, казалось, невинно оставалась в неведении по поводу нескольких дюймов тела, которые обнажали расходящиеся кружева, просвечивая через ткань сорочки. Она сидела рядом с ним, случайно или намеренно, и ее открытая шея приковала его взгляд. В своем воображении он ощущал тепло ее маленькой руки, от которой к его плечу шли невидимые токи.
— Я задал тебе вопрос, — напомнил он.
Было видно, что она встревожилась.
— Какая разница?
— Большая.
Она могла легко обмануть его, могла сказать, чтобы он не лез не в свое дело. Она могла вовсе отказаться ему отвечать. Но каким-то странным образом все те слова, какие она использовала раньше, больше не казались ей простыми. И к тому же сказать ему правду уже больше не казалось ей признанием своей слабости, как она считала совсем недавно.
— Может быть, мне совсем не улыбалось рисковать жизнью, — вздохнула она. Она сложила руки на коленях и посмотрела на них, а потом опять взглянула на него. — Что ты говорил обо мне, помнишь? Что я ищу драки? Так я сумела доказать, что могу позаботиться о себе сама… Но доказывать это сейчас не было для меня очень важно. Я просто подумала, что гораздо важнее — остаться здесь, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. — Она повела плечами и произнесла с подчеркнутым равнодушием:
— Думаю, сейчас они уже далеко отсюда, и крест тоже.
Может быть, это и к лучшему. С тех пор как я впервые взяла в руки этот крест, эта тусклая тяжелая штука приносила мне одни несчастья. Я бы никогда не повезла папу сюда, через полстраны, если бы не была уверена, что смогу продать крест, и вот теперь он… — Ее голос прервался. — Теперь он умер. Я и сама чуть не погибла дважды. А ты… — Она взглянула на него, надеясь на то, что он увидит в ее глазах всю глубину того, что она испытывает. Она не привыкла откровенничать, ей было трудно позволить себе стать такой уязвимой. — Мне жаль, что ты пострадал, Адам. Это я виновата, и… мне очень жаль.
Адам протянул руку и нежно взял Энджел за подбородок. Ему так много хотелось ей сказать, так много нужно было объяснить, о многом хотелось ее расспросить… Но ему не следовало прикасаться к ней. Потому что в тот миг, когда он почувствовал шелковистость ее кожи под своими пальцами, в тот миг, когда он посмотрел в ее блестящие глаза, все слова вылетели у него из головы. Все, на что он теперь был способен, — это смотреть на нее, ощущать тепло ее кожи и любоваться ею.
Она не возражала и не пыталась отодвинуться. Он перевел взгляд на небольшой, едва заметный синяк в уголке ее рта, и ничего не смог с собой поделать — он наклонился и нежно поцеловал это пятнышко. Он почувствовал, как она затаила дыхание, и ее губы раскрылись навстречу его губам. Он ощущал ее вкус, и ему хотелось ощущать его снова и снова. Он хотел собрать весь ее вкус на кончик своего языка, проследить очертания ее губ, жадно целовать рот, но тогда он уже не сможет справиться со своим желанием.
Он опустил руку и отодвинулся от нее, стараясь рассуждать спокойно.
— Я лучше пойду.
Куда он пойдет? Ни его номер, ни другой отель, ни даже Нью-Мексико — ни одно место на земле не будет достаточно далеко, чтобы он смог выбросить Энджел из головы.
Он отодвинул кофейную чашечку и уже начал подниматься, когда она спросила его просто и искренне:
— Почему?
Он взглянул на нее и вдруг понял, что не может придумать ни одной причины. Конечно, существовали тысячи причин, и она знала о них так же хорошо, как знал о них он, но ни одна из них не казалась важной в этот момент. Может быть, дело было как раз в этом?
Он не мог оторвать от нее взгляда. Не мог просто встать и уйти.
— Мы пережили вчера тяжелый день, Энджел.
Она кивнула.
Он с трудом заставил себя продолжить:
— За эти два дня тебе пришлось многое испытать. Думаю, что сейчас в твоей душе поселилось ощущение пустоты и потери. Но может быть, скоро ты взглянешь на все по-другому. Может быть, совсем по-другому ты взглянешь и на меня.
