В течение последующих недель Хьюго нашел несколько способов разжиться наличностью.
Первым делом он обшарил сейф в офисе и изъял сто фунтов, которые его отец всегда хранил на черный день. Этот день был чернее черного, и старик, конечно, никогда бы не прибегнул к резерву для выплаты жалованья секретарше. Когда и они иссякли, он скрепя сердце расстался с «лагондой». Однако дилер вежливо подчеркнул, что сиреневый и зеленый цвета нынче не в моде, и, поскольку сэр Хьюго пожелал получить наличные, он может предложить всего половину продажной стоимости, так как кузов придется зачищать и перекрашивать.
Хьюго протянул еще месяц.
За неимением других источников он начал воровать у матери. Сперва мелочь, оставленную на виду, затем ее же – из кошелька, а потом уже и банкноты из сумочки.
Прошло не так много времени, и он украл маленького серебряного фазана, многие годы украшавшего обеденный стол, а следом и его пернатых родителей: все они перелетели в ближайший ломбард.
Затем Хьюго переключился на материнские драгоценности, начав с тех, пропажи которых она не заметит. За янтарным ожерельем быстро последовали шляпная булавка и викторианская брошь – мать носила их редко, – а также бриллиантовая диадема, которая хранилась в семье больше ста лет и надевалась только по самым торжественным случаям вроде свадеб. Хьюго счел, что в обозримом будущем таковых не предвидится.
Наконец он добрался до отцовской коллекции живописи, для начала сняв со стены портрет своего деда кисти молодого Джона Сингера Сарджента, но сделал это только после того, как экономка и повар, не получавшие жалованья больше трех месяцев, подали прошение об увольнении. Дженкинс очень кстати скончался месяцем позже.
Покинул дом дедовский Констебл («Шлюз и мельница в Даннинге»), за ним исчез прадедушкин Тёрнер («Лебеди на Эйвоне») – обе картины хранились в семье свыше столетия.
Хьюго сумел убедить себя, что ничего не ворует. В конце концов, в отцовском завещании было прописано: «…и все, что в нем».
Нерегулярное финансирование позволяло компании выживать, и первый квартал ознаменовался лишь небольшими убытками – если, конечно, не считать отставок еще трех директоров и нескольких старших администраторов, которые в последний день месяца не получили чеков. Будучи спрошен, Хьюго пенял на временные неудачи из-за войны. Один пожилой директор заметил на прощание: «Ваш отец никогда не считал это оправданием».
Но вскоре начали таять даже движимые активы.
Хьюго понимал, что если он выставит на продажу Баррингтон-холл и его семьдесят два акра паркового леса, то весь мир узнает, что компания, считавшаяся прибыльной более ста лет, – банкрот.
Мать продолжала внимать его заверениям о том, что беды эти временные и скоро все утрясется само собой. Спустя какое-то время он и сам поверил этим своим словам. Когда чеки вновь перестали принимать, мистер Прендергаст напомнил Хьюго о действующем предложении трех с половиной тысяч фунтов за его собственность на Брод-стрит и подчеркнул, что они все еще могут принести прибыль в шестьсот.
– А как же тридцать тысяч, которые мне сулили? – заорал Хьюго в телефонную трубку.
– Это предложение тоже в силе, сэр Хьюго, но по-прежнему при условии, что вы выкупите участок миссис Клифтон.
– Предложите ей тысячу, – рявкнул он.
– Как скажете, сэр Хьюго.
Хьюго швырнул трубку и мрачно подумал о новых, еще неведомых бедах. Телефон зазвонил снова.
* * *
Хьюго укрылся в угловой нише «Рэйлвэй армс» – отеля, в котором он не был частым гостем и надеялся, что не будет. Он то и дело смотрел на часы в ожидании Митчелла.
Частный детектив явился в одиннадцать тридцать четыре утра – через считаные минуты после прибытия паддингтонского экспресса на станцию Темпл-Мидз. Митчелл устроился в кресле напротив своего единственного клиента, хотя уже несколько месяцев не получал от него гонораров.
– Что за срочность? – спросил Хьюго, когда перед тем поставили полпинты пива.
– К сожалению, вынужден сообщить вам, сэр, – молвил Митчелл, отхлебнув пива, – что полиция арестовала вашего друга Тоби Данстейбла. – Хьюго содрогнулся. – Его обвиняют в краже бриллиантов Ольги Пиотровска, а также нескольких ее картин, включая Пикассо и Мане, которые он пытался сбыть торговой компании «Мэйфер».
– Тоби будет молчать, – сказал Хьюго.
– Боюсь, что нет, сэр. Меня надежно проинформировали, что он перешел на сторону обвинения в обмен на смягчение приговора. Похоже, что Скотленд-Ярд больше интересует заказчик.
Пена в бокале Хьюго осела, пока он постигал смысл слов Митчелла. После долгой паузы частный детектив продолжил:
– Я также счел, что вам будет полезно узнать о том, что мисс Пиотровска наняла своим представителем королевского адвоката сэра Фрэнсиса Мэйхью.
– Почему она не оставила дело на откуп полиции?
– Она обратилась к сэру Фрэнсису не по поводу ограбления, а по двум другим причинам.
– Двум другим?
– Да. Насколько я понимаю, судебное решение о нарушении вами брачного обещания почти готово, и мисс Пиотровска также вчиняет иск об установлении отцовства, называя отцом ее дочери вас.
– Ей никогда не доказать этого.
– Суду будет предъявлен чек от обручального кольца, приобретенного в ювелирном магазине «Аркада Берлингтона». Кроме того, две ее экономки и камеристка подписали аффидавит,[30]подтверждающий, что вы больше года проживали в доме сорок четыре по Лоундес-сквер.
– Что мне делать? – почти прошептал Хьюго.
Он впервые за десять лет спросил у Митчелла совета.
– На вашем месте, сэр, я бы как можно скорее уехал из страны.
– Сколько у меня времени?
– Неделя, максимум десять дней.
У столика возник официант:
– С вас шиллинг и девять пенсов, сэр.
Поскольку Хьюго не пошевелился, Митчелл вручил официанту флорин и сказал:
– Сдачу оставьте себе.
Когда частный детектив отбыл к лондонскому поезду, Хьюго какое-то время сидел в одиночестве, обдумывая свое положение. Вернулся официант, спросивший, не повторить ли заказ, но Хьюго даже не ответил. Наконец он тяжело поднялся из-за стола и вышел из бара.
Хьюго направился в центр города и все замедлял шаг, пока наконец не понял, что надо сделать в первую очередь. Через несколько минут он вошел в банк.
– Чем могу помочь, сэр? – спросил молодой человек за конторкой.
Но Хьюго уже наполовину пересек зал, не успел тот позвонить управляющему и предупредить о приходе сэра Хьюго Баррингтона.
Прендергаст давно перестал удивляться тому, что сэр Хьюго не утруждал себя предупреждениями и мог обратиться к нему в любую секунду, однако его шокировало то, что нынче председатель правления компании Баррингтонов явился небритым.
