«Ты совсем запуталась в лабиринте своих подозрений и тычешься в глухие стены как слепая. Ты что-то пропустила, не заметила, а ведь должно быть разумное объяснение всему происходящему. Напряги свой мозг, поищи ту щель, из которой сочится ненависть. Ты прошла мимо нее. Значит, вернись назад. Проделай мысленно весь путь снова», – приказала она себе.
Только вот напрячься и как следует поразмыслить Саманта сейчас была не в состоянии. Возможно, позже, при утреннем свете картина станет более ясной.
Тай включил приемник, и они прослушали конец программы «Гасите огни» – попурри из популярных мелодий, гарантирующее вам, что вы уснете спокойно, оставив все дневные тревоги и заботы в прошлом. Для ночного эфира Тини подготовил программу при помощи компьютера. Он был чудаковат, а отчасти даже туп, но все техническое оборудование станции знал как свои пять пальцев.
Возможно, он не так и простоват, каким кажется, и в нем клокочут некие темные страсти, а его обожание и восхищение Самантой лишь спектакль, умело разыгрываемый с неизвестной целью.
А как насчет Мелани? У нее достаточно амбиций, и, несомненно, она человек с двойным дном, массой своих секретов. А еще есть Мелба – сверхобразованная и низкооплачиваемая, недовольная своим местом у конторки.
Кто-то мог сыграть за команду Триш Лабелль с «Антен», стремясь вытеснить Саманту из эфира и занять ее нишу.
«Остановись, не изводи себя... Признайся в том, что ты в тупике. Чем больше подозреваемых, тем меньше шансов подобраться к истине».
Мелодия песни «Мост над бурной водой» постепенно воздействовала на нее, внося успокоение. Как хорошо, что рядом Тай, что есть тот, кому можно доверять. В перемежающемся свете уличных фонарей она, чуть приоткрыв глаза, исподволь вглядывалась в его чеканный профиль, то выплывающий из тени, то растворяющийся в ней. Странно было даже подумать, что за считаные дни знакомства он стал ей настолько близким человеком.
Она невольно улыбнулась, вспомнив старания доброй миссис Киллингсворт свести их вместе. Старушка могла бы радоваться, знай она, что это удалось, причем даже с неожиданными последствиями.
Они миновали дом Саманты, и на какой-то миг он показался ей чужим. По дороге у нее возникла мысль пригласить Тая переночевать у нее, разделить компанию с Хароном и осами, а возможно, и с невидимым «Джоном», но она отвергла ее. До рассвета было уже недолго, и тогда она вернется к себе, а вот побыть с Таем наедине еще некоторое время, вне гнетущей атмосферы своего жилья представлялось соблазнительным.
В течение прошедшего дня Саманта неоднократно прокручивала в памяти эпизод их близости, и вполне естественно было бы провести и остаток этой ночи с мужчиной, ставшим ее возлюбленным. Впрочем, «возлюбленный» – вряд ли то слово, которое здесь к месту. Он был в полном смысле незнакомец, появившийся именно в момент, когда кто-то начал преследовать ее, и она стала нуждаться в поддержке. Не только физическая привлекательность Тая, но и собственная растерянность подтолкнули к нему Саманту.
Прежний неудачный опыт длительных связей с мужчинами предостерегал ее от такой скоропалительной влюбленности. Вернее, должен был предостеречь, но пока голос разума почему-то молчал. Об этом она размышляла, входя в его скудно обставленный коттедж.
– Ты голодна? – спросил Тай.
– Точнее, мертва от усталости, а мертвецам еда не нужна.
Он провел ее по узкой короткой лесенке в мансарду, почти целиком заполненную кроватью воистину королевских размеров. За маленькими окошками луна серебрила водную гладь. Влажное дыхание озера ощущалось и здесь, в тесном замкнутом пространстве мансарды.
– Все-таки я думаю, что мое пребывание здесь – идея не из лучших.
– А почему? – спросил он невозмутимо, уже успев разуться.
– Я могу сорваться и сделать то, чего не следовало бы, – призналась Саманта.
Тай приподнял ее подбородок и поглядел ей прямо в глаза.
– Как раз на это я и надеюсь.
– Ты невозможен, – произнесла она с укоризной и сама удивилась: неужели у нее еще остались силы на кокетство?
– Я такой, какой есть, – заявил он, обнял ее и принялся целовать.
Поцелуи длились до тех пор, пока она уже не могла думать ни о чем другом, как только скорее заняться с ним любовью.
«Не делай этого, Сэмми! – предупреждал ее внутренний голос. – Не теряй голову! Откуда ты знаешь, что ему можно доверять?»
Но она была глуха. Ей требовалось отрешиться от самой себя, от всех страхов, улететь прочь на ковре-самолете с тем, кому она поверила. Пусть ненадолго, пусть всего лишь до рассвета. Что в этом плохого?
Саманта закрыла глаза, и Тай опустил ее на свою необъятную кровать, словно на ковер-самолет. И они воспарили.
Тай смотрел на спящую в его постели Саманту и размышлял о причудах судьбы. Желая заманить ее в ловушку, он расставил ловушку для себя. И, кажется, попался. Он уже был готов признать, что, вопреки тщательно составленному плану и своим намерениям, элементарно влюбился. Теперь ему придется делить с ней бремя ее забот.
Бедная Саманта Лидс, доктор психологии... Он хотел использовать ее, именно использовать – более точного слова не подберешь, и незачем лукавить, но тем самым разбудил какого-то злого духа и вверг ее в пучину опасности. Тай был уверен, или почти уверен, что виновен в этом, и чувствовал себя последним подлецом.
Он осторожно высвободился из ее объятий. Саманта жалобно застонала во сне и заворочалась, но не проснулась. Постель хранила следы недавней любовной битвы. В комнате пахло духами и сексом.
Вот уж чего он не собирался добиваться от Саманты, так это сексуальной близости. Он, всегда такой осторожный в выборе женщин, всегда стоящий на страже собственных интересов и независимости, оберегающий свое драгоценное сердце от любовных стрел, не смог устоять против обаяния этой женщины. И сейчас, во сне, с сомкнутыми ресницами и чуть приоткрытыми губами, ее лицо было так притягательно и трогательно.
Тай неохотно оторвал взгляд, напоминая себе, что у него есть дела, о которых Саманте лучше бы не знать. Совесть немного мучила его, когда он оставлял ее одну спящей в мансарде, но Тай придумал объяснение на случай, если она, проснувшись, не найдет его рядом. Ему, мол, надо было прогулять собаку. Поэтому, облачившись только в шорты и кроссовки, он вышел в теплую ночь, свистнув псу, чтобы тот следовал за ним.
Везде царила такая странная, словно притаившаяся тишина, какая бывает перед рассветом. Уличные фонари казались нестерпимо яркими, под ними не было ни души, а вот там, куда не достигал их свет и сгущалась абсолютная тьма, мог скрываться кто угодно.
Тай настороженно замер. Его взгляд шарил по темным углам, он напряженно вслушивался в тишину, стараясь уловить самый слабый звук. Но человек, вышедший из тени через несколько секунд, не произвел ни малейшего шума при своем появлении, как будто он плыл по воздуху. Андре Наваррон был одет во все черное и казался частью той тьмы, что исторгла его из себя.
