Бенжамен потянулся было с намерением погладить ее по руке, но дружеский интимный жест снова не задался, а Клэр будто ничего и не заметила.
— Так почему ты до сих пор с ней? — вернулась она к теме разговора.
— Хороший вопрос.
— Да, но… ведь у вас нет детей, за которых пришлось бы переживать.
— Нет, — удрученно согласился Бенжамен. — Я не знаю ответа на этот вопрос: почему я до сих пор с ней?
— Хочешь, я отвечу? — Она подлила вина обоим. — Потому что, скорее всего, тебе страшно. Потому что ты прожил с ней пятнадцать лет и понятия не имеешь, как жить иначе. Потому что во многих отношениях такая жизнь тебя устраивает. Потому что у тебя есть собственная комнатушка на чердаке с письменным столом, компьютером и звукозаписывающими примочками, и тебе очень не хочется со всем этим расставаться. Потому что ты не помнишь, как пользоваться стиральной машиной. Потому что смотреть идиотскую передачу о садоводстве вдвоем не так скучно и уныло, как смотреть ее одному. Потому что в глубине души ты привязан к Эмили. Потому что на самом деле ты предан ей. И потому что ты боишься остаться в тоскливом одиночестве.
— Я не останусь в тоскливом одиночестве, — обиженно возразил Бенжамен. — Найду кого-нибудь.
— Это так просто?
— Ну, не знаю… Конечно, потребуется время. Клэр оживилась либо притворилась таковой:
— Слишком уверенно ты об этом говоришь. Есть кто-нибудь на примете?
Бенжамен поколебался секунду, а потом подался вперед:
— Есть. Она работает рядом с нашим домом. Парикмахерша.
— Парикмахерша?
— Да. Потрясающая. У нее по-настоящему… ангельское лицо. Лицо ангела и одновременно человека, умудренного опытом, как ни дико это звучит.
— И сколько ей лет?
— Не знаю. Около тридцати, наверное.
— Как ее зовут?
— Тоже не знаю. Я пока…
— …с ней не разговаривал, — закончила за него Клэр безгранично усталым тоном. — Господи, Бенжамен, что ты творишь! Черт возьми, ведь тебе пятый десяток пошел…
— Только-только.
— И ты втюрился в долбаную парикмахершу, с которой даже не знаком. Ты что, всерьез намереваешься зажить с ней одной семьей?
— Я этого не говорил. — Клэр отметила, что у него по крайней мере хватило совести покраснеть. — И не надо судить о людях предвзято. У нее очень интеллигентный вид. Она похожа на аспирантку философского факультета, а в парикмахерской просто подрабатывает.
— Ясно. И ты уже видишь, как между мытьем голов вы увлеченно беседуете о Прусте или Шопенгауэре?
Если Клэр надеялась таким образом растормошить Бенжамена, ее ждало разочарование. Он лишь все больше и больше мрачнел.
— Брось, — наконец пробормотал он с горечью. — Я настолько отстал от жизни, что уже забыл, как люди знакомятся.
— Познакомиться с парикмахершей легче легкого, — заметила Клэр. — Нужно только зайти в салон и попросить, чтобы тебя подстригли и высушили феном.
Над этой фразой Бенжамен размышлял неожиданно долго, словно Клэр поведала ему пароль, открывающий потайную дверь в мир неизведанных возможностей.
— Кстати, — добавила она с некоторым смущением, — тебе и впрямь не мешает подстричься. — А потом замялась, чувствуя, что пора направить беседу в более серьезное русло. — Бенжамен… — вкрадчиво начала она. (Задача ей предстояла непростая.) — Ты ведь понимаешь, в чем проблема, да? Реальная проблема?
— Нет, — ответил он. — Но уверен, ты с удовольствием мне растолкуешь.
— На самом деле без удовольствия. — Клэр залпом осушила бокал. — Думаю… ты все еще не забыл ее. Двадцать два года минуло, но душою ты до сих пор с ней.
Бенжамен пристально смотрел на Клэр:
— С ней? Надо полагать, ты имеешь в виду…
— Сисили, — кивнула Клэр.
Наступила пауза, а имя — запретное, недозволенное имя — повисло в воздухе. В конце концов Бенжамен немного сердито и с несвойственной ему категоричностью выдал одно-единственное слово:
— Фигня.
— Вовсе не фигня, — возразила Клэр. — И ты это знаешь.
— Нет, фигня, — упорствовал Бенжамен. — О чем тут говорить? Мы были тогда школьниками, господи прости.
— Именно. А ты до сих пор с этим не разобрался. Ни на грамм! И что важнее, Эмили об этом знает. Всегда знала и наверняка страдала.
И Клэр поделилась своими впечатлениями от концерта: рассказала о перемене, случившейся с Бенжаменом, когда он сел за клавишные и сыграл первые такты «Морского пейзажа № 4». и каким стал его взгляд — отсутствующим, невидящим ничего вокруг, но направленным исключительно внутрь, в прошлое, и как вдруг изменилась Эмили, как она сначала впилась глазами в Бенжамена, а потом понурила голову, и вся радость, вся гордость за мужа внезапно испарились, осталась лишь измученная женщина с потухшим взглядом.
— Между прочим, — вспомнила Клэр, — что у тебя было с той девушкой?
— Девушкой? Какой?
— Той, с которой ты был в кафе. Ты отрекомендовал ее как своего «друга».
— С Мальвиной? Она-то тут при чем?
— Ну, со стороны казалось, что вы очень близки. И я не могла не заметить в ней легкого сходства с Сисили.
— Что ты несешь? — возмутился Бенжамен. — У Мальвины волосы куда темнее!
Оба умолкли, сознавая, что надо бы сбавить обороты.
— Не думай, я… не критикую тебя, — примирительным тоном сказала Клэр.
— Ничего у нас с ней не вышло, — пробурчал Бенжамен, и в его голосе явственно звучало сожаление. Для него эта мимолетная, призрачная дружба оставалась одним из главных эмоциональных событий за последнее время.
— Так что же произошло? Ты прекратил с ней видеться?
— Не совсем. Она закрутила роман с Полом. Клэр вздрогнула и тряхнула головой:
— Лихо.
— Да уж. — Бенжамен снова выпил, сознательно подогревая вином жалость к самому себе.
— Ты не понял. Я хотела сказать, что это ей придется лихо или уже пришлось. — Подумав, Клэр решительно заявила: — Ты должен рассказать о ней Эмили.
— О Мальвине? Зачем? Ведь ничего не было. И я давным-давно ее не видел.
— Подробности не обязательны. Расскажи, как это началось. Что тебя заставило сблизиться с Мальвиной. Ведь наверняка существует какаято потребность, эмоциональная потребность, которую Эмили не может удовлетворить и которую… в общем, вам есть о чем поговорить. Она не ляжет спать до твоего возвращения?
— Наверное, нет. Обычно она читает допоздна.
— Тогда обещай, Бен, обещай, что, когда приедешь домой, прежде чем завалиться в постель, скажешь жене: «Эмили, нам нужно многое обсудить». Всего-навсего. Как думаешь, у тебя получится?
