Во всяком случае, она больше не шутила и не вспоминала о Поле, а попросила меня рассказать все, что я знаю о мистере Симингтоне. Так я и сделала, довольная тем, что могу размотать засевший у меня в голове запутанный клубок этой истории.
— Одно из самых странных обстоятельств, связанных с мистером Симингтоном, — сказала она, когда мы уже приближались к Хоуорту, — заключается в том, что все бумаги, имеющие к нему отношение, хранятся в досье дома-музея Бронте, закрытом для исследователей. Я несколько раз делала попытку ознакомиться с ними, но неизменно получала отказ. Тем более удивительно, что одной вам удалось натолкнуться на его переписку с Обществом Бронте, предъявившим ему правовые претензии. Если вы не возражаете, я хотела бы увидеть эти письма.
Она искоса взглянула на меня. На секунду, только на одно короткое мгновение наши глаза встретились, но я тут же отвернулась, словно меня застигли врасплох.
— Но они остались в Лондоне. Я не захватила их с собой.
— Нестрашно, — сказала она беспечно. — Тогда мне придется вернуться к плану «А»: силой ворваться в библиотеку пасторского дома, чтобы получить бумаги Симингтона!
Рейчел расхохоталась, и я засмеялась вслед за ней, радуясь, что напряженность, возникшая было между нами, исчезла.
И только когда я услышала, как Рейчел читает лекцию (она состоялась не в пасторском доме, а рядом — в местной баптистской церкви), я поняла, что она, возможно, и не шутила. Не исключено, правда, что я слишком увлеклась предположениями, касающимися подтекста ее выступления: Рейчел не говорила прямо о своем интересе к мистеру Симингтону, упомянув его только вскользь. Зато она рассказала о пропавшей тетради стихов Эмили Бронте, известной как «хонресфельдская рукопись»: последним ее владельцем, объяснила Рейчел, был Альфред Лоу, член парламента от консервативной партии, который жил в Ланкашире, в особняке под названием Хонресфельд.
— На двадцати девяти страницах тетради Эмили — тридцать одно стихотворение. Среди этих стихотворений — пятнадцать из двадцати одного, которые были опубликованы при ее жизни, — поведала Рейчел заинтересованной аудитории. — Одно из стихотворений, «Вопросы к самой себе», особенно вдохновило меня в моем собственном поэтическом творчестве. — Секунду или две она молчала, расправляя платье на коленях. — Факсимильное воспроизведение этого стихотворения и всей хонресфельдской рукописи было включено бывшим хранителем музея Бронте в доме приходского священника, неким мистером Дж. А. Симингтоном, в составленное им собрание стихов сестер Бронте, вышедшее в тысяча девятьсот тридцать четвертом году в издательстве «Шекспир-хед». После этой даты нет никаких упоминаний о судьбе тетради Эмили Бронте. Думаю, я здесь не единственная, кто страстно желает выяснить, что случилось с самой, по моему мнению, ценной из утраченных рукописей Бронте…
Я чувствовала, что ее слова обращены ко мне, но глаза мои были опущены долу, хотя внутри все клокотало от возбуждения. Часть моего существа рвалась на лондонский поезд, чтобы как можно скорее сесть за свой письменный стол и проверить, не упоминается ли хонресфельдская рукопись в письмах стряпчих, нанятых Обществом Бронте, к мистеру Симингтону. Я знала, конечно: это крайне маловероятно, если учесть, что тетрадь Эмили не принадлежала к собранию музея Бронте, а входила в коллекцию сэра Альфреда Лоу. Однако не исключено, что архив Симингтона в Лидсе содержал некий важный, не замеченный мною во время последнего визита ключ к этой тайне: ведь я просматривала бумаги очень быстро, поскольку искала лишь то, что имело отношение к Брэнуэллу и Дафне Дюморье. К тому же мне пришло в голову, что Рейчел может что-то разузнать, если каким-то образом получит доступ к документам, касающимся Симингтона и хранящимся в музее Бронте. А уж если она собирается это сделать, я тоже должна быть в курсе событий.
После лекции Рейчел окружила стайка поклонников. Они просили автографов на ее сборниках, а я топталась в стороне, наблюдая, как она вновь и вновь пишет яркими синими чернилами свое имя, пока наконец не надписала последнюю книгу.
— Ну как? — спросила Рейчел, подняв изящно очерченную бровь. — Не хотите ли провести небольшое исследование в библиотеке пасторского дома? Библиотекарь выйдет на некоторое время, но я обещала, что мы не станем ничего трогать в его отсутствие…
Я не могла поверить, что нам действительно позволят находиться в библиотеке без всякого надзора (наверняка это абсолютно против правил), но Рейчел как-то сумела договориться, что неудивительно: она обладает искусством обольщать исподволь, буквально околдовывать вас, к тому же она красива, и люди хотят нравиться ей, словно ее одобрение способно возвысить их в собственных глазах.
— Я здесь совсем ненадолго, — сказала Рейчел библиотекарю, когда он открывал нам дверь, — и я всегда строго придерживаюсь кодекса чести ученого, как и моя ассистентка.
— С каких это пор я стала вашей ассистенткой? — спросила я Рейчел, когда библиотекарь ушел, не забыв нас запереть, оправдываясь тем, что должен быть уверен: никто больше не проникнет в библиотеку.
— Хотите остаться здесь или нет? — спросила она.
Я лишь кивнула в ответ, что могло создать впечатление, будто мы с ней на короткой ноге, но хотя такого тогда не было, мы все же ощущали себя товарищами, и это оказалось самой радостной неожиданностью.
Непонятно, откуда Рейчел знала, с чего начать поиски, — наверно, осторожно все осмотрела во время предыдущих посещений библиотеки, когда редактировала новое академическое издание стихотворений Эмили Бронте, — но она сразу же устремилась к большому шкафу с картотекой в дальнем углу комнаты.
— Полагаю, в нашем распоряжении есть полчаса до возвращения библиотекаря, — сказала Рейчел, вытаскивая разбухшую папку с бумагой писчего формата из нижнего ящика. — Давайте разделим это пополам и начнем читать.
— А что если он вернется раньше?
— Не волнуйтесь, детка, — сказала она, передавая мне кипу бумаг.
Мы сели друг против друга за большой стол из красного дерева, викторианский, как и все в этой комнате, расположенной в позднейшей, девятнадцатого века, пристройке к первоначальному зданию пастората, и начали читать, делая пометки.
— Ксерокс нам бы тут не помешал, — сказала Рейчел, усердно строча, но я ей не ответила: слишком была поглощена выписыванием фрагментов из писем Симингтона, начиная с того периода, когда он еще был хранителем и библиотекарем в пасторском доме.
Бумаги были уложены наспех, не по хронологии, указатель отсутствовал, выглядели они так, словно попали в папку несколько десятилетий назад и никто с тех пор к ним не прикасался, а может быть, о них и вовсе забыли. Разобраться в содержимом папки было трудно, тем более что работали мы порознь, наугад разделив бумаги между собой. Мало-помалу стало ясно, что Симингтон потратил несколько лет, добиваясь доступа к коллекции Альфреда Лоу в Хонресфельде, и в конце концов получил разрешение всего за несколько месяцев до своего увольнения из дома-музея Бронте. К тому времени, когда он стал готовить свое издание Бронте для «Шекспир-хед», он позаимствовал многие рукописи из коллекции Лоу, включая тетрадь стихов Эмили, с которой он снял факсимильную копию.
