Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
С капитаном, командиром батальона, было еще одно происшествие. Во время очередного прыжка солдат упал на купол его парашюта. По инструкции в такой ситуации нужно было немедленно скатиться в сторону, но парень, видимо, растерялся и этого не сделал, парашют капитана частично сложился, и они начали набирать скорость. Все обошлось: десантник все-таки успел соскользнуть с купола, а у комбата после приземления был нервный тик: он не мог стоять на ноге, она тряслась.
При приземлении, если неудачно дернуть стропу, ты получал по ногам удар, примерно равный удару при прыжке со второго этажа, колени надо было держать вместе, иначе можно запросто сломать ногу. Удар был сильным, я поначалу не ожидал такого.
За каждый прыжок платили. За первый, помню, получали 3 рубля 80 копеек или 3.50. По мере увеличения количества твоих прыжков росла и плата за них: тем, у кого их было больше тысячи, платили уже 25 рублей за каждый.
Было много солдат других национальностей, казахов например, но они, видимо по какому-то негласному указанию, в основном не прыгали, а служили на кухне, писарями.
— Как для вас начинался Афганистан?
— За две недели до начала всей кутерьмы, числа 11-го декабря, нас подняли по тревоге. Подняли полностью всю дивизию, поездом со всей техникой нас перебросили в Витебск, затем машинами к Витебскому аэродрому, в лесу возле которого мы простояли две недели. На наши вопросы о том, куда нас перебрасывают, комбат отвечал, что он и сам этого не знает — все было засекречено. Спустя две недели, числа 25-го декабря, мы начали грузиться в самолеты, наш полк грузился в Витебске, а «Полтинник» — на аэродроме Сеча под Брянском. Нашу одну дивизию перебрасывала почти вся транспортная авиация СССР — два дня огромное количество самолетов шло непрерывным потоком. Мы летели на Ил-76, 350-й полк — в основном на Ан-22.
Еще перед загрузкой каждый получил боекомплект — по здоровому подсумку, в котором было 1040 патронов, по несколько гранат. Тогда мы поняли, что летим на какое-то серьезное задание, а на дозаправке в Балхаше нас построил командир полка, который сказал, что мы летим в Афганистан, и поставил боевую задачу. Был задан и вопрос: «Кто не хочет — шаг вперед», но никто не вышел. Два часа мы перекантовались в сараях у аэродрома, пообедали, загрузились и полетели дальше. Наш полк и «Полтинник» выгружались из самолетов в Баграме, на построенном еще американцами аэродроме, в то время как остальные части — в Кабуле. Высаживались ночью, на выгрузку до полного освобождения борта было отведено время в 10 минут. Летчики тогда говорили нам, что если мы не успеем, то они взлетают с техникой, потому что график приземления был сплошным, надо было освобождать полосу, на посадку уже заходил следующий самолет.
Аэродром Баграм был сложным — его окружали горы высотой более двух километров, летчики вынуждены были заходить на посадку по спирали. Вообще, он был приспособлен только для дневной посадки, и летчикам приходилось очень трудно. Мы выгрузились и отъехали в поле и тут услышали взрыв и увидели столб пламени рядом с аэродромом, а утром узнали, что это разбился наш транспортный самолет с ротой десантников 350-го полка на борту. Этот случай потом нигде не афишировался. Мы отогнали в сторону технику, выставили боевое охранение. Расположились около афганской зенитной батареи, наутро мы увидели, что одна из зениток батареи переделана в импровизированную виселицу, на которой, чтобы подразнить нас, болталось чучело, напоминавшее парашютиста. Вообще, безопасность нашего приземления обеспечивал прибывший раньше нас 345-й отдельный парашютно-десантный полк.
Дня три наш полк простоял у аэродрома, а потом была команда о марш-броске со всей техникой на Кабул. Когда началось наше движение, все еще стоявшие на позициях афганские зенитчики попытались по кому-то выстрелить, после чего 345-й ОПДП полностью ликвидировал эту батарею и расположенные в округе афганские «секреты»: с такой массой техники, как у нас, не поспоришь, сопротивление было недолгим. В Кабул вошли под утро, еще до рассвета. Двое суток наш батальон простоял колонной на обочине дороги в самом Кабуле. Потом наш полк разместили в двухэтажных деревянных казармах английской постройки, в которых до нас также располагались десантные части, только афганские. А рядом стояла крепость Балахисар, погреба которой были полностью забиты старыми боеприпасами, можно сказать, что мы сидели на пороховой бочке — если бы все это взорвалось, то не стало бы не только нашего полка, но и снесло бы еще половину города. «Полтинник», в отличие от нашего полка, был разбросан по нескольким местам дислокации. Нам еще повезло, что разместили нас не в палатках, в которых было 45 градусов в тени. Жара стояла жуткая. Чтобы охладиться, мочили одежду холодной водой, менее чем через час все было уже сухое.
— Какое впечатление произвел на вас Кабул?
— Мы были молодые, все было интересно. Запомнились появившиеся на Родине лишь через несколько лет ларьки с американскими сигаретами, «Пепси-колой», разными китайскими и тайваньскими брелочками и фонариками. Студентки местных университетов ходили без паранджи, остальные женщины ее носили. Старый город был весь в небольших высотках, дома в основном были глинобитные, напоминавшие сараи, в центре было мало высотных домов, самой высокой казалась гостиница «Интерконтиненталь», насчитывавшая девять этажей. В столице не было канализации, все сливалось по арыкам и каналам в речку, в них же многие местные и мылись. Офицеры сразу предупредили нас, что если в Кабуле выпить некипяченой воды, то можно неделю штаны не надевать.
Сначала, пока мы стояли вдоль дороги в городе, женщины махали нам ручками, потом комбат объяснил, что они думают, что мы англичане. По дорогам бегали пацаны и открыто предлагали гашиш в расфасованных по 100 граммов брикетах.
Когда у нас появились приборы ночного видения, то ночью с позиций в крепости мы рассматривали город. Неподалеку стояло здание, в которое постоянно заходили мужчины. Потом мы узнали, что это публичный дом.
Однажды наши ребята, спасаясь от жары, перелезли через забор на территорию французского посольства и искупались в фонтане — шум поднялся такой, что люди из ЦК прилетали разбираться на место.
— Вши были?
— Вши появились сразу. Матрасы нам завезли откуда-то из Ташкента — с собой ведь мы взяли только то, что смогли навесить на себя. Потом в них вся эта живность и завелась.
Кроме вшей терзали и инфекции. Тифом нечасто болели, а вот гепатитом поголовно. Мне повезло, что я переболел желтухой в детстве. Первые партии заболевших желтухой солдат с желтыми глазами отправляли на лечение в Союз, откуда они в Афган не возвращались, а потом они проходили трехмесячный курс лечения в Ташкенте и возвращались обратно.
Еще была «лихорадка Ку», ею переболел и я. Температура держалась 39 градусов, пот струился ручьями, дней пять я попил таблетки, и болезнь стала проходить. В воздухе там всегда витал запах мочи, ведь, как я говорил, канализации никакой в большей части Кабула не было, туши баранов подолгу висели в мясных лавках на жаре, покрытые какой-то пленкой, как вяленые, и практически не портились.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
