— Как ты говоришь, его имя и фамилия?
— Вилли Хаузе. Мы его Витей промеж собой называли. Когда мы с погибшим стрелком-радистом к группе прибились, он уже тут был. Кто он такой, из какой части — не знаю. Старшина его документы видел.
— М-да, занятно.
— Подозрительно! Я лично ему не верю.
— Подожди клеймо на человека ставить. Пока он ни в чём плохом не замечен, воевал не хуже других.
— Это — да, с этим не спорю.
Разговор затих. Иван и пушкарь осмысливали услышанное.
— Боец Кузьмичёв!
— Я!
— Лезь на дерево и поглядывай по сторонам. Если немцев увидишь, сигнал дашь. Я ничего плохого о Вилли Хаузе не думаю, но бережёного Бог бережёт. Остальным отдыхать.
Саша улёгся на траву, ноги поднял и положил на ствол дерева. Их в учебке в своё время сержант учил — так усталость быстрее проходит.
Все трое погрузились в сон.
Уже прошло часа четыре, когда прокукарекал петух — довольно близко и явственно.
Саша сразу проснулся. То ли сон приснился, то ли голодные галлюцинации? Откуда петуху в лесу взяться?
— Ну наконец-то! — прошипел сверху Иван. — Дрыхнете, аж храпом всех зверей разогнали.
Саша разозлился.
— Кто же в лесу кукарекает? Ты видел в лесу петухов?
— Так я по-другому не умею.
— Ну — куковал бы, как кукушка. Чего кукарекаешь?
— Так вон он, немец наш идёт!
— Тьфу ты со своим петухом, так бы сразу и говорил! Давай слазь оттуда!
— Наконец-то, — задорно отозвался Иван, — а то я весь зад на ветке отсидел.
Саша подобрался к опушке. Всмотревшись повнимательнее, он увидел между деревьями посланного им в деревню пехотинца. Поискал глазами — нет ли за ним «хвоста»? Вроде не видать.
Вскоре пехотинец был уже на месте отдыха группы. За спиной у него была наволочка от подушки, которую он, остановившись, с явным облегчением сбросил на землю.
— Товарищ… — обратившись к Саше, он запнулся.
— Называй пока командиром — я ведь тоже рядовой, как и ты.
— Товарищ командир, ваше приказание выполнено, продовольствие доставлено.
— Молодец!
Саша поймал себя на мысли, что он вслушивается в речь пехотинца — не проявится ли акцент? Но пехотинец говорил по-русски чисто, как коренной русак.
— Доставай, хвастайся добычей.
Группа моментально окружила добытчика. Он запустил руку в наволочку и вытащил целый каравай серого хлеба — явно деревенской выпечки.
— Ура, — вполголоса сказал танкист.
А когда следом показался добрый шматок солёного сала, радости бойцов не было предела.
Жестом фокусника пехотинец достал из наволочки несколько луковиц, изрядный пучок моркови и огурцы. Напоследок же, придав лицу торжественное выражение, вытащил бутылку водки. Самой настоящей, заводской, с сургучной пробкой. Всё это походило на сказку.
Саша извлёк из ножен нож и протянул танкисту.
— Дели поровну.
Сам же отозвал пехотинца в сторонку.
— Рассказывай.
— Дед у деревни коз пас, я на него случайно наткнулся. Он мне это добро и принёс.
— Ты нигде не засветился? Немцев за собой не привёл?
— Вроде нет.
— Вроде! А то когда ты ушёл, танкист тут про тебя небылицы рассказывал.
Пехотинец покраснел, как девица.
— Документы свои дай!
Боец достал солдатскую книжку. И в самом деле — Вилли Франц Хаузе.
— Так ты действительно немец?
— Мне теперь что — с гранатой под танк броситься?
— Да нет, это я так. Хоть предупредил бы.
— В следующий раз табличку на грудь повешу — «немец», — прищурился Вилли.
— Прости. Пойдём, подхарчимся.
Вся еда была уже поделена, и бойцы только ждали команды. Танкист с вожделением поглядывал на бутылку водки.
— Выпивку отставить, с собой водку возьмём.
— А фронтовые сто грамм? — обиделся танкист.
— А переправа через Днепр? На тот берег выберемся, тогда водка в самый раз будет — для сугрева.
— Командир, зачем тяжесть нести? Вдруг разобьётся?
— Чёрт с вами, — сдался Саша, — по сто грамм и в самом деле не повредит.
Они дружно накинулись на хлеб с салом и только мычали от удовольствия. Потом пустили бутылку по кругу, сделали по паре глотков и взялись за лук и огурцы. Съев их, они допили водку и грызли морковь.
— Ух, хорошо! — раскраснелся танкист. — Витя, мы всегда тебя за харчами посылать будем — ты удачливый.
До вечера было ещё далеко, и потому, поев, все улеглись отдыхать.
Теперь на дерево полез танкист — без караульного нельзя.
К Саше подошёл Вилли, присел рядом.
— Я не всё сказал. В деревне немцы стоят. Одна машина грузовая и несколько солдат. Когда старик в деревню ушёл, я проследил. Не, из леса не выходил! А старик, когда вернулся, рассказал, что они уже второй день тут. Его семью из дома выгнали, и они в сарае спят. Немцы целыми днями шнапс глушат, всех кур в деревне перестреляли и съели.
— Ты это всё к чему мне рассказал?
— Этот, что на дереве сидит, мне прямо в лицо говорил, что я сплю и вижу, как к немцам перебежать. Вроде зов крови.
— Я тебе верю. Как ты воевал, я видел. К немцам в деревне с поднятыми руками не вышел. И наплюй — дураки были всегда и везде.
— Боюсь я. Когда к нашим выйду, замучают меня вопросами — как воевал, что да почему.
— Вполне может быть. Так что стисни зубы и терпи.
Видно, Вилли волновал этот вопрос. Для окруженцев он немец, для немцев — чужак.
Саша уже стал проваливаться в сон, как подскочил от внезапно осенившей его мысли. Как же он сразу-то не допёр?
Машина в деревне одна, и значит, немцев много быть не должно, коли они в одной хате помещаются на ночёвку. Всего и дела-то — немцев ночью вырезать, да на их грузовике уехать. Немчика нашего в немецкую форму переодеть — вдруг патруль остановит? За ночь можно сотни полторы километров отмахать. Ежели на рожон не лезть, то вполне может получиться.
Саша растолкал уснувшего пехотинца.
— Ты прости, что спать мешаю. Сколько немцев в деревне?
— Старик не сказал, а я не спросил. А что?
— Мысль у меня есть. Немцев вырезать ночью, да на их грузовике в сторону Смоленска поехать. За ночь ох и далеко проехать получится!
