Уильям молчал, невидящими глазами обводя тихую залу. Потом он снова остановил на Лиллиане уже осмысленный взгляд.
— Она просила тебя?..
— Воспитать малышку? — Лиллиана прерывисто вздохнула и кивнула, глядя в крошечное младенческое личико.
— И что ты решила? — поторопил он ее.
— Конечно, я ее возьму, — Лиллиана серьезно взглянула на Уильяма. — Если ты не хочешь растить ее где-нибудь еще.
— О нет, нет. Если так хотела Верона…
Лиллиана даже сама не ожидала, какое облегчение принесет ей его согласие. Она покрепче прижала к себе младенца.
— Я воспитаю ее как собственную дочь. Она станет настоящей леди. Вот увидишь.
— Если твой супруг позволит, — саркастически бросил он.
Именно это замечание больше всего тревожило Лиллиану, когда часом позже она вышла из своей комнаты, оставив младенца под материнским присмотром Ферги. Отдав необходимые распоряжения о приготовлениях к похоронам Вероны, Лиллиана торопливо умылась и тщательно оделась. Корбетт должен был скоро возвратиться, и она знала: ей будет нелегко добиться его согласия на то, чтобы оставить у себя маленькую Элизу.
Задумавшись о малютке, Лиллиана замедлила шаг. Уильям даже не спросил ни о здоровье дочери, ни о том, как ее назвали. Лиллиана размышляла об этих странностях и раздраженно скручивала свободные концы своего пояса. Да конечно, он потерял жену. Лиллиане доводилось слышать, что некоторые мужья винят своих новорожденных детей в смерти их матерей. Но она не могла примириться с таким бессердечием. Когда она вспоминала это крошечное сморщенное личико, такое невинное, такое далекое от всяческого зла, она не могла простить Уильяму его холодности к собственной дочери.
Однако ей не пришлось долго предаваться этим размышлениям: сидя у камина в парадной зале, она явственно расслышала стук тяжелых подков по вымощенной камнем дороге. Корбетт возвращался в сопровождении своих рыцарей. Ее сердце забилось чаще, когда она начала собираться с мыслями, снова и снова пытаясь придумать, как подступиться к супругу с этим деликатным делом.
Мысли об их любовных утехах минувшей ночью не облегчали ее положения. Она, в сущности, не виделась с ним сегодня, после того, как рано поднялась, чтобы отправиться к Вероне. И теперь, когда он уверенными шагами направился к ней, она почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам.
— Ах, разве не об этом мечтает любой мужчина: меня встречает вечером моя добрая миледи жена. — Корбетт сухо улыбнулся ей, а затем поднес к губам ее руку. — Во всяком случае, это много лучше того приема, который был мне оказан вчера.
— Мой… милорд… — начала Лиллиана срывающимся голосом.
— У меня есть имя. Ты не хочешь воспользоваться им? — Лицо у него было полусерьезным, полунасмешливым, когда он погладил ее по щеке, но сразу насторожился, увидав ее печальные глаза. — Что тебя тревожит, Лилли? Твоя подопечная еще мучается?
— Моя подопечная… Леди Верона уже отмучилась. Но ее дитя оставшееся без матери…
Лиллиана не могла договорить. Она отвернулась, чтобы Корбетт не увидел ее слез, но он схватил ее за плечи и притянул к себе. И этот ласковый жест лишил Лиллиану последних остатков выдержки. Не обращая внимания на присутствие в зале слуг и прочих домочадцев, Лиллиана уткнулась лицом в широкую грудь мужа и разразилась слезами.
— Ш-ш-ш… тише, голубка. Прошу тебя, не плачь, Лилли.
Но сочувствие Корбетта лишь еще больше разбередило ее горе. Съежившись в его могучих руках, припав к его груди, она горько рыдала и не могла остановиться. Он был сильным и надежным, он был чем-то устойчивым, таким, на что можно опереться, когда весь мир разлетается вдребезги. Она могла быть сильной для всех остальных, но он должен быть сильным для нее.
Корбетт усадил ее к себе на колени и крепко обнял. В том, как он держал ее, было что-то непостижимо успокаивающее, думала Лиллиана, пытаясь совладать со слезами. Еще немного, и можно подумать, что она действительно что-то значит для него.
Она нерешительно подняла лицо от его — теперь уже промокшей из-за ее слез — туники. Слуги в зале с любопытством поглядывали в сторону лорда и леди, но ее это не заботило. Только выражение лица мужа было для нее важно.
— Успокоилась немножко?
Серые глаза Корбетта изучали ее лицо. Потом он откинул с ее щеки каштановую прядку. Не вполне полагаясь на свой голос, Лиллиана кивнула, а потом вытерла мокрые глаза.
— Ты можешь теперь сказать мне, из-за чего такой поток слез? Я-то думал, что с леди Вероной вы были едва знакомы, если не считать последних недель.
Лиллиана прерывисто вздохнула. Она была благодарна Корбетту за его нежную заботу, но беспокоилась, как он отнесется к ее просьбе. И все же ей не оставалось ничего иного — только просить.
— Леди Верона смогла дать жизнь ребенку, прежде чем она… — Лиллиана замолчала, а потом решительно продолжила. — Ребенок крошечный, но без единого изъяна — и здоровее, чем мы могли надеяться.
— Что ж, по крайней мере, Уильям сможет найти в этом утешение.
Лиллиана смотрела на Корбетта, гадая, как бы получше задать ему необходимый вопрос. Сегодня она поднялась с постели перед рассветом, но прежде чем она успела уйти в комнату Вероны, Корбетт позвал ее. Голос у него звучал хрипло и затрудненно, и, очевидно, он хотел, чтобы она осталась, но, узнав, какое дело призывает ее, позволил ей уйти. И только ее робкая просьба разрешить Уильяму находиться около жены несколько охладила пыл Корбетта. Тем не менее он сделал, как она просила, и теперь это придало ей храбрости.
— Верона просила меня вырастить ребенка.
Ее рука лежала у него на груди, и она почувствовала, как он напрягся, но голос у него звучал вполне рассудительно.
— Но Уильям наверняка пожелает забрать сына с собой, когда будет уезжать отсюда.
— Это не сын, а дочка, — сообщила Лиллиана. — И он уже согласился.
За этими словами последовало ужасное молчание. Чем дольше оно затягивалось, тем более не по себе становилось Лиллиане.
— Это не такое уж великое дело, да и не слишком редкое, — продолжала она более убежденно. — Многие дети воспитываются в чужих домах.
Он не ответил.
Когда молчание стало совсем невыносимым, Лиллиана шевельнулась, чтобы встать. Но Корбетт удержал ее.
Он пронзительно взглянул на нее.
— Почему он согласился?
— Я… я не знаю, — запинаясь, произнесла она.
— Не знаешь? — загадочно переспросил Корбетт.
Не говоря ни слова, он поставил ее на ноги и сам поднялся с кресла.
— Уильям вместе с младенцем уедут, как только ребенок достаточно окрепнет, чтобы перенести путешествие.
— О, нет! — Лиллиана схватила мужа за руку, прежде чем он смог повернуться и уйти. — У тебя нет причин для такой жестокости!
