Книга Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин

Когда он разлепил веки, ему стало смешно и легко. Какая разница, где он? — в чистилище ли, готовясь пересесть к ручью, на грязной ли земле. Единственные две вещи, которые, казалось, не пострадали в этом аду, были: аккумулятор и магнитола. Опустив приподнятую над растерзанным, измазанным чем-то липким потолком, выполняющим сейчас роль пола, голову, Тихон снова закрыл глаза. Из радиолы струилась музыка бывшего автобусного кондуктора Гордона Мэттью Самнера, известного теперь как Стинг. Просто повезло человеку. Он пел что-то о том, как хорошо бывает в теплый осенний вечер, подняв воротник, выйти из дома и направиться навстречу судьбе. Впрочем, за дословный перевод Куртеев не ручался. Песню он слышал впервые, а в голове происходило что-то среднее между колокольным звоном и гудением проводов высокого напряжения.

— Берг… — позвал, не узнавая своего голоса, Тихон.

Провода ныли, колокола били, и за этими звуками ничего нельзя было разобрать.

— Берг…

Уже привыкнув к темноте, он раскрыл глаза и чуть шевельнул телом. К его величайшему удовольствию, каждая клетка тела, от пятки до макушки, отозвалась болью. Значит, еще на земле. Тихон не представлял, как можно сидеть у ручья, живоописанного Викой. И страдать, к примеру, от зубной боли. Значит, по-прежнему, на земле. И все работает, хотя и болит.

Нащупав опору, он поднялся и тут же рухнул. Колено уткнулось в чье-то лицо, и Куртеев сказал себе, что это не лицо профессора.

— Берг, черт бы вас побрал!..

— Это вас п-побрал бы, — послышалось откуда-то из угла показавшегося таким большим, а теперь кажущегося таким маленьким салона. Виной тому было, видимо, неправильное размещение тел в пространстве.

— Бе-ерг! — протянул Тихон и рассмеялся.

Просто им повезло.

Открыть хотя бы одну из дверей не представлялось возможным. Микроавтобус совершил столько прыжков и кульбитов, что все створки вмялись в кузов и едва ли не срослись с ними. Стекла осыпались. И только сейчас Куртеев понял, почему это волосы его трепещут, а голове прохладно. Сначала он подумал, что это от ужаса.

Выбравшись сам, он принялся протаскивать тело Берга в узкое окно.

И только сейчас рассмотрел, во что превратился ухоженный, требовательный к своему внешнему виду профессор. Его голова, по которой за шестьдесят лет жизни никто ни разу ничем не ударил, сегодня узнала, что это такое. Глубокая, однако не до кости, ссадина пролегла от затылка почти до лобовых морщин Игоря Оттовича.

— С ума сойти, — проскрипел Куртеев. — Столько крови… Как вы себя чувствуете?

— Очень хорошо. Как человек, у которого разбита голова. Посмотрите, не остался ли там кто в живых…

Тихон только сейчас вспомнил, что в салоне было только два человека, в которых он не стрелял. Это Берг и Истасов. Последнего он не пристрелил только потому, что стрелять в него было неудобно. Для этого пришлось бы развернуться спиной к салону, то есть к вооруженным людям Бориса Борисовича. Но он непременно сделал бы это, окажись в руках президента «Макарены» оружие. Решив, что выживший Берг подает некоторые надежды на выживание президента «Макарены», консультант приблизился к машине, сунул руку в покореженный проем окна и похлопал Истасова по щеке.

Раздался какой-то хрип, и Куртеев, чувствуя себя благородным человеком, сохранившим чужую жизнь, схватил хозяина микроавтобуса за руку и выволок наружу. По пути он поднял лежащий на траве пистолет кого-то из мертвых, Макса скорее всего, потому что водитель лежал неподалеку, и присвоил.

— Истасов, вы живы или это агония?

— Отвезите меня… в больницу…

— А что с вами случилось?

— Отвезите скорее, ради бога… Я не медик, откуда мне знать…

— Как прикажете обозначить оператору на «03» ваше заболевание? — проверяя, есть ли патрон в патроннике, поинтересовался консультант.

— Господи, будьте же человечны!..

— …в лесу за Сколковом, — услышал Куртеев голос Берга сразу после того, как мимо по трассе пронеслась очередная машина.

— Что вы сказали, профессор?

— Я сказал, что этот гуманист собирался нас убить в лесу за Сколковом.

— Это бред, вы травмированы, у вас стресс… — прохрипел Истасов.

— Я думал, вы не медик.

— Куртеев, я дам вам пятьдесят тысяч, если прямо сейчас вызовете «Скорую»!..

— Прямо сейчас дадите?

Истасов мокрой от крови рукой вырвал из пиджака бумажник и как мог сильно швырнул его в сторону отошедшего для перевязки ран Берга конфликтологу.

— Пятьдесят!..

— Каждый из них решил сделать все по-своему. Лукашов ищет, чтобы забрать свои миллионы, Вику. Пятько терзает Лукашова, а Истасов избавляется от ненужных свидетелей. Ему не нужны деньги, ибо он не вложил в дело ни копейки… — бормотал Берг, послушно поворачивая голову под руками консультанта. — Теперь, когда ясно, что Вику нам не найти, и у нас иссякло терпение, мы пойдем в прокуратуру — это для Бориса Борисовича очевидно и нежелательно. Куда проще устранить причину неприятностей, чем объясняться с органами… Какие у него травмы?

— Обе ноги, кажется, сломаны, — пробормотал Тихон.

— От этого не умирают…

— Куртеев!.. — визгливо напомнил о себе и бумажнике Истасов.

— Подождите немного, любезный, видите, я занят!

Разорвав свою рубашку, Куртеев быстро оценил повреждения профессора. Голова разбита. Руки-ноги целы, повреждений внутренних органов, судя по всему, нет. В общем, от того, что с Бергом случилось, тоже не умирают. Только по этой причине оператор на «03» еще не получил звонок с пятого километра трассы М1. Надрав лоскутов, Куртеев сжал зубы и заговорил с Истасовым.