Перед ним стоял Николай, и в его добрых глазах Дима увидел тревогу. Тревогу и заботу.
Николай с ужасом смотрел, как парень, который выглядел самым разумным и сдержанным во всей группе, скорчился среди скал. Его одежда превратилась в грязные, пропахшие падалью лохмотья. Безобразно грязный и заросший, он двигался, ссутулившись, едва ли не на четвереньках, как примитивное животное. Он то и дело пускался в бурный диалог с пустотой, о чем спорил, что-то доказывал невидимым собеседникам, иступленно размахивая руками. Его умное, чуть замкнутое лицо превратилось в отвратительную физиономию дегенерата, и в глазах, прежде добродушных и слегка рассеянных, светилась хитрая, злобная радость.
— Дима, — снова окликнул Николай, и взгляд безумца наконец сфокусировался на нем. — Дима, ты узнаешь меня?
— Вы Николай, герпетолог, — хрипло ответил тот. — Вы… вы крутой, — и он залился сиплым, визгливым смехом.
— Где остальные? — вмешался Пленский.
— Так здесь же. — Дима испуганно оглянулся через плечо, и мелькнувшая было тревога исчезла из глаз. Он с облегчением улыбнулся. — Вот же они все, — он широко повел рукой. — Мертвые, но все здесь. Я проследил, чтоб все было нормально. Я понимаю, что отвечаю за подчиненных, вы не думайте, все на месте, хоть и мертвые. Я все сделал. Я придумал, что делать.
— Поздравляю вас с новым сотрудником, Виктор Михайлович, — не выдержав, желчно произнес Николай. — Отличный заместитель у вас будет, сообразительный, энергичный, а главное — совершенно здоровый психически…
Николай перевел слова Димы полицейскому, и тот вдруг разразился взволнованной тирадой. Его темные глаза вдруг забегали, рука нервно потянулась к кобуре.
— Чего он там лопочет? — подозрительно спросил Пленский.
— Говорит, это дело злых духов, — неохотно перевел Николай.
— Он что, тоже псих? — взорвался Пленский. — Нам что, одного мало?
Николай молча пожал плечами и повернулся к сумасшедшему.
— Дима, мы сейчас поедем на материк. Ты попьешь, поешь, повидаешься с врачом. Все будет хорошо. Пойдем с нами к катеру.
— Нет уж, — внезапно уперся Пленский. — Я хочу знать, что здесь произошло.
Дима растянул губы в улыбке. Именно так, именно здесь, чтобы остальные тоже могли посмотреть, чем все закончится. Не удержавшись, он оглянулся на мертвецов и весело, хитро подмигнул.
Второй раз за последние два дня он принялся рассказывать о том, что на самом деле случилось на Кох-Наге, — но теперь намного спокойнее и с небольшими, совсем крошечными поправками. Какое-то время Дима опасался, что Лера, не до конца поняв, в чем его план, вмешается и выдаст тайну кальмара, но девушка вовремя сообразила, что к чему, и не вмешивалась. Она стояла за Диминым плечом, строго глядя на Пленского, и прикрывала ладонью рубец на шее. Подожди, мысленно шепнул ей Дима, скоро он получит свое, вот увидишь.
И Дима продолжал говорить, с удовольствием наблюдая, как багровеет, наливается дурной кровью физиономия Пленского, как на ней проступают отвращение и гнев. Притворяясь, что его захлестывают эмоции, Дима жестикулировал и переминался с ноги на ногу, постепенно смещаясь ближе к болоту. Об это нужно было помнить: что бы ни случилось, Пленский не должен знать о кальмаре. «И тогда я заставил Леру воткнуть острогу ему в спину», — монотонно говорил Дима. Не важно как. Пусть думают, что он гениальный манипулятор, способный уговорить людей на что угодно. Или не думают вообще, ему все равно. Он делал все новые и новые крошечные шажки. Кальмар должен вернуться туда, откуда взялся. Все должно быть аккуратно, все — на своем месте. Еще шажок. Дима все брал на себя: и свои грехи, и чужие, и общие, это было не важно. Главное, чтобы Пленский не усомнился в его уродстве. Чтобы сказал об этом вслух. Дима не был уверен, что сможет произнести нужные слова за него. Еще шажок. Он на месте, можно заканчивать рассказ. Упоминать мертвецов Дима не собирался — сами видят, зачем упоминать очевидное.
— …а сам пошел прибираться, а потом приехали вы, — закончил он. И старательно улыбнулся Пленскому, который стал уже пурпурным.
— Ты… — просипел босс, — ты…
Он разразился длиннейшей матерной тирадой. Дима продолжал улыбаться, тщательно следя за положением губ.
— Погодите-ка, — перебил Николай, — вы же видите, бедняга не в себе. Это же явный бред.
На секунду Дима испугался: вдруг Пленский согласится с тем, что он — несчастная жертва, и испортит ему всю игру. Но босс не подвел. Давясь руганью, он только отмахнулся от Николая. Пистолет плясал в руке, и дуло целило Диме то в голову, то в живот. Это хорошо. Пусть свидетели — полицейский и уважаемый, знающий язык и обычаи, глубоко вросший в местную жизнь иностранец — слушают повнимательней.
— Он урод, — просипел Пленский, брызгая слюной. — Даже если он все это выдумал, это ж надо вообще до такого додуматься, это каким надо козлом быть… Я с самого начала знал, что он извращенец, но такое… Убивать таких надо, я б таких…
О такой удаче Дима даже не мечтал. Чтобы у свидетелей не осталось сомнений, он произнесет еще пару слов голосом босса, его злым языком, но основное Пленский сказал за него сам. Мертвецы за спиной оживленно подались вперед. Дима слышал их шепот, но не нуждался в нем. Он сам знал, что настал нужный момент. Снова расплывшись в улыбке, со стороны больше похожей на безрадостный оскал, он крепко сжал фигурку кальмара и вошел в Пленского.
Николай давно понял, что пора вмешаться, убрать несчастного сумасшедшего с глаз, чтобы Пленский хоть немного остыл, но тот размахивал пистолетом так, что страшно было сунуться: как бы не угодить под пулю. Пленский был вне себя от ярости. Николай уже начал подумывать, как бы незаметно дать сигнал полицейскому, чтобы вдвоем утихомирить взбесившегося бизнесмена, но тут Пленский резко успокоился. Он уже не размахивал стволом, его руки не дрожали, и Николай не сразу понял, что дуло смотрело точно в лоб парня. Лицо Димы вдруг стало сонным, расслабленным, он как будто даже слегка осел, и только правый кулак был сжат так, что побелели ободранные костяшки пальцев.
— Мне такие сотрудники не нужны, — размеренно произнес Пленский. Голос его слегка плыл, будто его звук вызывал у него удивление. — Таких уродов не награждать, таких уродов убивать надо.
Николай осознал, что происходит, долей секунды позднее, чем было нужно. Он прыгнул, оглушенный выстрелом, задыхаясь от резкой пороховой гари, видя краем глаза, как медленно валится в болото Дима. Что-то серебристое выпало из его разжавшегося кулака и с громким бульканьем ушло в ил.
Николай вышиб пистолет из руки Пленского ровно в тот момент, когда Дима с громким, отвратительным чавканьем рухнул в болото, почти заглушив удар оружия о камень.
— Это злые духи, — проговорил в тишине шокированный полицейский, побледневший так, что его смуглое лицо пошло серыми пятнами. — Это они.
Пленский моргнул.
— …таких козлов надо в отдельных заведениях держать, чтоб… — по инерции проорал он и осекся, глядя на медленно погружающееся в ил тело. Во лбу Димы неспешно набухала черной влагой крошечная дырочка и вот — расплылась, пролилась густой, извилистой темно-красной струйкой.
