– Ждать, – коротко ответил я, и занял ее место. – Успокойся и садись рядом. Помаракуем маленько, как нам жить дальше. Сядь, не мельтеши! Сделанного не воротишь.
Каролина покорно подчинилась.
– А теперь расскажи, как все происходило. В деталях.
Она коротко вздохнула и начала:
– Я вышла наружу, когда начало темнеть. Сначала пробиралась ползком – ну, ты знаешь, там кусты поначалу невысокие… Затем встала на ноги – позади огородов. И пошла, прячась за деревьями. Рюкзак был на чердаке сарая. Взяла его… и вернулась.
Девушка быстро взглянула на меня и опустила голову. Что-то она недоговаривает, подумал я с подозрением.
Темнит, точно темнит. Вот чертовка!
– Может, все и обойдется… – сказал я задумчиво. – Ты все делала правильно. По идее.
– Правда? – обрадовалась Каролина.
– Видишь ли, в то самое время, когда ты отправилась в свое "путешествие", я удил рыбу на косе. Это довольно далеко от избы. Так как наблюдали за мной, – ведь никто пока не знает, что ты прячешься в погребе – то естественно предположить, что топтуны оставили избу без присмотра.
– Ах, если бы все это было именно так!
– Скорее всего, я прав. Дело в том, что усиленное наблюдение обычно ведется группами по четыре человека: двое бодрствуют, двое отдыхают. Так сказать, до особого. Отдыхают, значит спят. Поэтому бодрствующие наружники торчали где-то вблизи косы.
– А откуда тебе известно, как работает наружное наблюдение? – спросила она, глядя на меня сузившимися глазами.
– Книги нужно читать, дорогая.
– Какие мы умные…
– Да уж… Но про то ладно. Есть еще один серьезный нюанс… – Я пытливо заглянул ей в глаза.
– Ты о чем? – Каролина мастерски изобразила повышенное внимание, замешанное на туповатой наивности.
– Все о том же. Я хочу точно знать, когда и как ты возвратилась обратно. Только не фантазируй! Это очень важно.
Девушка густо покраснела и сразу стала беспомощной и на удивление симпатичной. Если бы деловые, практичные женщины знали, какими красивыми и привлекательными они становятся, когда (пусть ненадолго) с них слетает чешуйчатая броня эмансипации… Увы, обычно в такие моменты поблизости нет ни одного зеркала.
– Я… я вернулась утром…
– Что-о!? – Будь я на ногах, немедленно приземлился бы на пятую точку; вот это фортель. – Ну-ка, объяснись.
– Понимаешь, когда я забралась на сарай, в этот момент дед Никифор поднялся по приставной лестнице и запер дверку, ведущую на чердак. Мне пришлось ночевать на охапке соломы. Там столько мышей… бр-р-р! – Она вздрогнула. – Я так и не смогла уснуть…
– Ну, а дальше что?
– К средине ночи я, наконец, додумалась, как мне спуститься на землю. – Она показала сильно оцарапанные руки. – Вот, смотри.
– Смотрю и пока ничего не понимаю.
– Так ведь крыша сарая из камыша. Об него я и оцарапалась. Мне удалось найти на чердаке кусок сломанной пилы, я перепилила доску, а затем, сделав в камышовых вязках дыру, ранним утром вылезла наружу.
Прыгать вниз я не боялась – за сараем лежала куча прошлогодней картофельной ботвы.
– Говоришь, рано утром? – спросил я с проснувшейся надеждой.
– Да. На рассвете.
– Ну, ты везучая… – сказал я с восхищением. – Постучу по дереву, чтобы не сглазить.
– Что значит – везучая? – осторожно поинтересовалась Каролина.
– Думаю, что тебе уже не нужно рассказывать, как ты пробиралась обратно в погреб. Дело в том, что в этот самый момент Зосима запрягал Машку, а я ему помогал. Мы ездили в райцентр.
– То есть, те, что за тобой следили, меня видеть не могли?
– Вот именно. Правильно мыслишь. Очень хочется, чтобы мы с тобой не ошиблись.
– А мне как хочется…
– Кстати, а где твой знаменитый рюкзак? – поинтересовался я небрежно, словно походя.
Девушка посмотрела на меня исподлобья и нехотя ответила:
– Здесь он… под кушеткой.
– Ты так рисковала из-за него, будто в нем, по меньшей мере, находится фамильный раритет – жалованная царем грамота на княжеский титул. Сейчас это модно и престижно – искать в своих жилах хоть каплю "голубой" дворянской крови.
– Лучше умереть сразу, чем ходить неделями в грязном белье! – сказала она запальчиво. – Впрочем, вам, мужикам, этого не понять. В рюкзаке мои шмотки, разве не ясно?
Я встал и окинул ее скептическим взглядом. Она была все в том же джинсовом комбинезоне, лишь сменила майку.
– Я так понял, в рюкзаке у тебя не менее полусотни маек и столько же трусиков. – Мой голос просто источал ехидство.
– А хоть бы и так! – сказала она с вызовом.
– Дерзите не по чину, господин юнкер. Не забывай, дорогая, кто здесь хозяин положения. – Я смотрел на нее тяжело и сурово. – Возьму сейчас и проверю, что ты в рюкзаке таскаешь. Не золотые ли кирпичи? Уж больно тяжел он… – Я сделал вид, что хочу достать рюкзак из-под кушетки.
– Нет! Не смей! – Она бросилась на меня как тигрица.
– Какие мы грозные, – сказал я хладнокровно, но все-таки поторопился сделать шаг назад – еще не хватало мне ходить по деревне с расцарапанной физиономией. – Значит, моя догадка верна. Там у тебя и впрямь какие-то сокровища.
– Мужчина! – Это слово она произнесла как ругательство. – И у тебя хватит нахальства рыться в моем нижнем белье!?
– Киска, когда прижмет до упора и на кон будет поставлена моя жизнь, я и не такое могу сделать.
– Да уж… – Каролина презрительно покривилась. – В это я поверю. Твою храбрость я уже имела счастье лицезреть.
– В среде уголовников есть такое выражение: "Ты умри сегодня, а я – завтра". Считай, что это мое жизненное кредо. И добавлю – лучше быть здоровым, но богатым. Слыхала песню с такими словами?
– Я с уголовниками не якшаюсь!
– Ну, за этим дело не станет. – Она хотела что-то сказать, – наверное, опять надерзить – но я не дал. – Если, конечно, останешься в живых. Что при твоем поведении весьма проблематично. И не волнуйся попусту – мне твой рюкзак до лампочки. Пока, дорогая. Спокойной ночи.
Я сделал ручкой и направился к выходу.
– А ужин!? – вдруг всполошилась Каролина, вспомнив, что она давно не ела вареной пищи.
– Перебьешься. Я устал с дороги. И вообще – я тебе не половой и не личный шеф-повар. До завтра с голоду не помрешь. Здесь консервов хватит до нового пришествия. Адью!
С этими словами я поторопился исчезнуть, оставив Каролину в ярости. Пусть побесится, подумал я с удовлетворением. Политика кнута и пряника может, в конце концов, принести неплохие плоды.
