Я сознаю, что ритуализация повседневного всегда тревожила меня и в то же время придавала уверенности. Разновидность дисциплины, которая держала меня в форме. Заставляла, получив мое безмолвное согласие, выполнять все эти движения и идти вперед, к завтрашнему дню. Или просто-напросто к следующей минуте. Без этого я бы уже давно умерла. Потерялась в мире человека-в-сером, где-то между его прорицаниями и навязчивыми идеями. Там нет места Иезавели. Я плохо представляю себе, куда она могла бы втиснуться. В какой ящик? В какую ячейку? Наверное, он поместил бы меня в автоматическую камеру хранения своего мозга, ожидая, что мне удастся выжить.
«Я меняюсь».
Целиком отдавшись проекту, он не замечает этого, но метаморфоза в самом разгаре. В последние месяцы я открыла для себя другие миры, другие видения того, что меня окружает. Меняется моя система координат. Я быстро схватываю. Этой способностью к адаптации я обязана ему. Я словно путешественница без багажа и одежды, десятилетия назад пустившая корни на перекрестке, посаженная там, пред лицом вечного движения, исчезновения дорог и созидания новых, одна шире другой. Для Сахара существует один-единственный путь, в одном направлении, такой же узкий и каменистый, как и его душа. Он держит меня на цепи, по которой ежедневно проезжают тысячи машин. На непрочной цепи. Сахар пугает меня все больше и больше. Я чувствую, что отдаляюсь от него. Думаю, он тоже отдаляется от меня, но не отдает себе отчета.
Именно это вызывает у меня тревогу. Сахар, человек-в-сером и мечты об Астарте — вот все мои ориентиры. Что будет, если однажды эти три столпа рухнут?
«Этот храм — мой дом».
От страха я готова биться головой о стену.
Сахар постоянно взбешен глупостью и некомпетентностью Джона. Мне уже не раз доставалось из-за этого в последние дни. Каждый вечер, когда он возвращается из центра, мне приходится выслушивать нескончаемые монологи. Независимо от того, сплю я или нет, он начинает громко говорить. Швыряет на пол вещи, беспричинно избивает меня, просто чтобы разрядиться. Я снова сплю с ним. Невыносимая ситуация. Для нас обоих. У меня впервые складывается впечатление, что он медлительный, отсталый.
На девятый день заточения Натана, ближе к двум часам ночи, Сахар влетает в комнату, как фурия.
— Какой идиот! Он загубит все мои планы!
Он дрожит от ярости.
— Кто?
— Тупица Джон, кто же еще?
— Что он сделал?
— Что он сделал?! Ты еще глупее его, раз задаешь такие вопросы!
Я получаю жестокий удар по затылку. Но не издаю ни малейшего стона, не вскрикиваю от боли.
— Я все должен делать сам, иначе вы отклонитесь от курса. Это сильнее вас. Вы все время отклоняетесь! Да будет мне свидетелем Ваал-Вериф, вы некомпетентны! Мне всегда приходится справляться в одиночку.
Еще один удар. На этот раз кулаком. Сильнее. В шею. Мне приходится сесть, чтобы выдержать. Внезапно Сахар смягчается.
— Он позволил двоим охранникам делать с девчонкой все, что угодно. С двоюродной сестрой Сёкса.
— С Камиллой?
— Ну конечно, с Камиллой.
«Камилла отдана на поругание охранникам».
Она в их грязных лапах.
Сахар опять выходит из себя. Я больше ничего не говорю и на какое-то время опускаю голову, чтобы он успокоился. Стараюсь не думать о том, чему подверглась девушка. Выжидаю несколько секунд, прежде чем поднять голову, и все же стараюсь не смотреть ему в глаза. Кто знает… Он развязывает шнурки. Снимает правый ботинок.
«Сначала всегда правый».
— Хорошо хоть Тексье меня предупредил. С завтрашнего дня я велел прекратить издевательства.
Облегчение.
Он снимает левый ботинок, начинает стягивать носки. Сперва левый. Затем правый. И продолжает объяснять.
— Она наше единственное средство давления. Ни в коем случае нельзя, чтобы они испортили мне ее. Напугать — да, только без последствий для физического состояния, это может возмутить Сёкса.
Он кладет куртку на стул возле моего письменного стола. Расстегивает рубашку.
— Они ею уже девять дней занимаются, довольно. Теперь нужно, чтоб они мне ее на ноги поставили. Тексье сказал, она травмирована. Да что она о себе возомнила? При первом же удобном случае отправится в зал 120.
Он ухмыляется, снимая рубашку. Я стискиваю зубы. Главное, не противоречить ему.
— Но пока она мне нужна. Это мой последний козырь, который способен заставить жалкого профессоришку передумать.
Я хмурюсь. Он замечает это и бросает на меня недобрый взгляд. В этот момент он как раз складывает рубашку. И предпочитает не прерываться. Я снова опускаю голову.
— В любом случае, волей-неволей, а передумать ему придется.
Он остался в одних трусах.
— Я надеялся, что Джон своего добьется, хоть и не очень в это верил. Этот тип только палку знает. Но в таком возрасте уже и за нее не может как следует взяться. Держу его только из-за денег, и он это знает. Через пару месяцев станет совсем бесполезным.
Он закончил раздеваться. Подходит к шкафу.
— Лоик тоже перестарался.
Он достает из шкафа серую ризу из тонкой ткани. Надевает ее, не прекращая говорить. Пугающая худоба. Думаю, он почти не ест. Питается одним салатом. От человека-в-сером исходит непереносимый едкий запах. Постыдно болтается вялый член. Я отворачиваюсь.
— Он попросил разрешения каждое утро посещать Сёкса. Начиная с завтрашнего дня. И Джон позволил! Глупый старик, он даже пытался скрыть это от меня! К счастью для него и для нас, у Тексье везде есть уши. Ценный сотрудник. Он также предупредил меня, что не следует доверять Фобу и Фирмини. По его словам, они стали слишком часто совершать проступки, заговариваться. Но ему свойственна чрезмерная подозрительность, так что я пока посмотрю.
Он затягивает плетеную тесьму, которая удерживает полы его церковного облачения. Подходит к кровати. У меня начинает подрагивать правая рука. Он садится.
— У нас есть еще несколько недель до окончательного срока, чтобы принять решение. Если у Лоика не получится, отвезем их в Ком-Бабелию. Фоб и Фирмини объяснят Сёксу, чего мы от него хотим. Я не особенно рассчитываю на их умение убеждать. Если уж Лоик ничего не добьется, то у них шансов мало. Впрочем, есть еще фактор Камиллы, кто знает! Этот профессор заинтриговал меня. Он отрицает очевидное, но есть что-то поразительное в его сопротивлении. Что-то непредсказуемое. Я считал его трусливым. Слабаком. И это его упорное стремление понять… Джон думает, причина в малодушии. Смеется над ним. А по-моему, не стоит. Что-то подсказывает мне, что Сёкс стал ключевой фигурой нашего проекта. Он может оказаться полезен для нас, и в одном лагере, и в другом. У меня предчувствие. Правда, я пока не знаю, как. Тебе известно, что я ценю непредсказуемое. Цель, к которой нужно стремиться. Еще один элемент, которым нужно овладеть и интегрировать в большой проект. Кирпичик, принесенный Ваал-Верифом. Ничто не случайно.
