плату будет защищать жителей от грабителей, вымогателей и прочего сброда. Ревекка, выслушав мужа, задумчиво покачала головой и ответила:
- Идея хорошая, любовь моя. Нашим людям и правда нужна защита от всех этих злодеев и негодяев. Но подумай сам - разве сможешь ты в одиночку справиться с этой задачей? Тебе понадобятся помощники, оружие, деньги на первое время. А главное - доверие и поддержка общины.
Робин почесал в затылке, обдумывая слова жены. А потом его лицо просияло лукавой улыбкой.
- А кто сказал, что я буду один? Уж я-то сумею убедить наших соседей, что им это выгодно. Да и ребята из Шервуда не откажутся подсобить старому другу, особенно если им за это заплатят. А насчет денег ты не волнуйся - уж я-то сумею их раздобыть. В конце концов, я же бывший вольный стрелок, а не какой-нибудь йомен!
С этими словами Робин подмигнул жене и, чмокнув ее в щеку, отправился на поиски старых боевых товарищей - Малютки Джона, Уилла Скарлета и прочих удальцов из Шервудского леса. А Ревекка, глядя ему вслед, только вздохнула и покачала головой. Она знала, что если ее Робин что-то задумал, то обязательно добьется своего. Такой уж он был человек - упрямый, находчивый и бесшабашный.
И действительно, не прошло и пары недель, как в еврейском квартале Йорка появились рослые и крепкие молодцы в зеленых куртках и широкополых шляпах с пером, вооруженные дубинками и кинжалами. Они зорко следили за порядком на улицах, провожали домой запоздалых гуляк и разнимали драки и потасовки.
Поначалу евреи отнеслись к ним настороженно и недоверчиво, помня о былых притеснениях и гонениях. Но вскоре они убедились, что эти люди, возглавляемые их соплеменником Реувеном, мужем Ревекки, и правда охраняют их покой и имущество от посягательств всякого отребья. И слух о йоркских стражах-шервудцах быстро разнесся по всему городу и даже за его пределами.
Робин Худ, ставший теперь почтенным Реувеном бен Иосифом, не мог нарадоваться своей задумке. Дела его охранного агентства шли в гору, принося стабильный и честный доход. Евреи квартала зауважали его и прониклись к нему доверием, видя в нем своего защитника и благодетеля.
Но главной наградой для Робина была любовь и признательность Ревекки. Она смотрела на своего мужа с нежностью и обожанием, гордясь его умом, отвагой и благородством. По вечерам, когда они оставались наедине в своем скромном, но уютном доме, Ревекка обнимала Робина и шептала ему на ухо слова, полные страсти и нежности:
- Ты мой герой, мой защитник, моя опора. С тобой я чувствую себя в безопасности и покое. Ты подарил мне новую жизнь и новую надежду. Я люблю тебя больше жизни и буду любить, пока бьется мое сердце.
А Робин целовал жену и отвечал ей с улыбкой:
- Это ты - мой ангел-хранитель, моя путеводная звезда. Без тебя я был бы всего лишь лесным разбойником, не знающим ни цели, ни покоя. Ты сделала меня лучше, добрее, человечнее. Я люблю тебя сильнее, чем могу выразить словами.
Так и зажили Реувен и Ревекка в любви и согласии, деля радости и печали, труды и досуги. И казалось, что сама судьба хранит и оберегает их союз, освященный на небесах.
А в далекой Нормандии, среди грохота сражений и лязга мечей, Уилфред Айвенго тоже думал о своей супруге, верно ждущей его дома. Но, как ни странно, мысли его все чаще обращались не к кроткой и покорной Ровене, а к страстной и своенравной Ревекке, рядом с которой он познал и горечь утраты, и сладость любви.
В редкие минуты затишья между боями, сидя у походного костра и глядя на мерцающие звезды, Айвенго предавался горьким раздумьям и сожалениям. Он вспоминал пылкие черные глаза Ревекки, ее гордую осанку, ее пленительную улыбку. И что-то щемило и тоскливо ныло у него в груди.
Конечно, Айвенго понимал, что эти мысли - всего лишь блажь и малодушие. Что он связан священными узами брака с Ровеной и не может, не смеет мечтать о другой. Что Ревекка теперь замужем за его другом, Робин Худом, и, верно, счастлива и любима. Но он ничего не мог поделать с этой запоздалой тоской и жаждой несбывшегося.
- Я сам выбрал свой путь, - твердил он себе. -Путь воина, рыцаря, слуги короны. Путь, полный битв, странствий и разлук. Путь, не сулящий покоя и семейного счастья. И теперь я должен пройти его до конца, не оглядываясь назад и не терзаясь бесплодными мечтами.
С такими невеселыми думами Уилфред Айвенго засыпал под звездным небом Нормандии, чтобы наутро вновь ринуться в кровавую сечу и утолить свою тоску в ратных подвигах и свершениях. А где-то далеко, за морем и лесами, в тихом Ротервуде, леди Ровена тоже засыпала в слезах, прижимая к груди подушку и мечтая о возвращении своего мужа и господина.
Так и текла размеренная и однообразная жизнь четы Айвенго в разлуке - без радости, без страсти, без надежды на лучшее. Уилфред сражался и служил, добывая себе славу и почести, но не находя душевного покоя. Ровена ждала и молилась, блюдя верность и честь, но не обретая женского счастья.
Они оба словно застыли в холодном и бесприютном мире долга и приличий, отгородившись стеной молчания от своих истинных чувств и желаний. И ничто, казалось, уже не могло растопить лед в их сердцах и вернуть им утраченную гармонию и любовь.
Глава 31: Тень прошлого
Черные тучи сгустились над древним городом Йорком, словно предвещая новые беды и потрясения. Весть о безвременной кончине доблестного короля Ричарда Львиное Сердце, павшего от предательской стрелы при осаде замка Шалю в Аквитании, повергла всю Англию в смятение и траур. Но не успели высохнуть слезы на глазах подданных, как из Нормандии примчался гонец с еще более тревожными известиями.
Принц Джон, младший брат покойного монарха, объявил себя новым королем Англии и был поспешно коронован в Вестминстерском аббатстве под именем Иоанна. Этот человек, чье вероломство и алчность были хорошо известны всем, кто имел с ним дело, недолго горевал о погибшем брате. Едва примерив корону и облачившись в пурпурную мантию, он принялся править страной железной рукой, не щадя ни друзей, ни врагов.
Первым делом король Иоанн обложил всех своих подданных, от лордов до простолюдинов, непомерными налогами и поборами, стремясь пополнить опустевшую за годы войн казну. Рыцари и бароны, чьи замки и земли подверглись разорению, стонали от непосильных трат и закладывали
