Грудь у нее была неимоверной величины. Когда она подошла к столу, его окутало облако ее духов и теплоты… сложная смесь запахов, пробудившая не менее сложные воспоминания.
– Привет, – сказала Силки низким хрипловатым голосом. Нагнувшись к нему, она легко коснулась губами его виска. – Я ждала вас.
Хэмилтон встал и уступил ей кресло.
– Присаживайся.
– Спасибо. – Усевшись, Силки обвела взглядом стол. – Здравствуйте, миссис Хэмилтон. Привет, Чарли. Доброй ночи, мистер Лоус.
– Позвольте один вопрос? – коротко спросила Марша.
– Безусловно.
– Какого размера бюстгальтер вы носите?
Абсолютно не стесняясь, Силки стянула вниз свою блузку, обнажив великолепную грудь.
– Я ответила на ваш вопрос?
Бюстгальтера она не носила.
Зардевшись, Марша отступила.
– Да, спасибо.
Глядя в беззастенчивом восхищении на гигантскую, волшебным образом стоящую грудь девушки, Хэмилтон изрек:
– Я считаю, что бюстгальтеры есть форма капиталистического обмана, предназначенная для того, чтобы вводить в заблуждение массы.
– Ага, массы, конечно, – автоматически съязвила Марша, но ругаться ей явно расхотелось. – Наверное, трудно искать что-то, что вы уронили, – все же попыталась она поддеть Силки.
– В коммунистическом обществе, – объявил Лоус, – пролетариат никогда ничего не роняет!
Силки рассеянно усмехнулась. Ощупывая свою грудь длинными наманикюренными пальцами, какое-то время она сидела в глубокой задумчивости. Затем, пожав плечами, она вновь подняла свою блузку, разгладила рукава и положила ладони на стол.
– Что нового?
– У нас позади великая битва, – сказал Хэмилтон. – Кровожадный вампир с Уолл-стрит против героических, ясноглазых, радостно поющих рабочих.
Силки взглянула на него неуверенно.
– И кто побеждает?
– Ну, – признался Хэмилтон, – стая лживых фашистских гиен уже почти погребена под горящими слоганами.
– Глянь-ка, – вдруг сказал Лоус, указывая куда-то. – Видишь, вон там?
В углу бара стоял автомат по продаже сигарет.
– Помнишь? – спросил Хэмилтона Лоус.
– А как же.
– А вон и второй. – Лоус указал на автомат по продаже конфет на противоположной стороне бара, почти скрытый в плывущих тенях.
– Помнишь, что мы с ним сделали?
– Помню. Мы заставили эту штуку наливать самый лучший французский коньяк.
– Мы собирались поменять общество, – сказал Лоус. – Собирались изменить мир. Только подумай, Джек, чего бы мы могли добиться.
– Думаю.
– Мы могли бы выпускать все что угодно. Все, что когда-либо кому-либо требовалось. Пищу, лекарства, виски, комиксы, плуги, контрацептивы. Ах, какой был принцип!
– Принцип Божественной Отрыжки. Закон Чудесного Деления. – Хэмилтон кивнул. – Да, в этом мире работало бы на отлично.
– Мы могли бы превзойти саму партию, – согласился Лоус. – Им приходится строить плотины и тяжелую промышленность. А нам всего-то и было бы нужно, что шоколадный батончик.
– И немного неоновой трубки, – напомнил Хэмилтон. – Да, могло получиться очень забавно.
– Вы такие грустные, – сказала Силки. – Что случилось?
– Ничего, – коротко ответил Хэмилтон. – Совсем ничего.
– Я могу чем-то помочь?
– Нет. – Он чуть улыбнулся. – Но все равно спасибо.
– Мы могли бы подняться наверх и отправиться в постель. – Она похотливо сдвинула в сторону ткань, прикрывавшую ее пах. – Я всегда хотела, чтобы ты взял меня.
Хэмилтон погладил ее запястье.
– Ты хорошая девочка. Но это точно не поможет.
– Ты уверен? – Она зовуще продемонстрировала ему свои влажно блестящие бедра. – Нам обоим сразу станет лучше… тебе понравится…
– Возможно, когда-нибудь, но не сейчас.
– До чего же милая маленькая беседа, – буркнула Марша с мукой на лице.
– Мы просто шутим, – мягко сказал ей Хэмилтон. – Ничего дурного в виду не имеем.
– Смерть монополистическому капитализму! – вмешался Лоус, торжественно рыгнув.
– Вся власть рабочему классу, – как положено ответил Хэмилтон.
– За народную демократию Соединенных Штатов, – заявил Лоус.
– За Совет Социалистических Америк.
Несколько работяг в разных местах бара приподняли головы от пива.
– Потише, – беспокойно предупредил Макфайф.
– Слушайте все! – выкрикнул Лоус, стуча по столу своим карманным ножом. Он раскрыл его и угрожающе положил рядом. – Я собираюсь содрать шкуру с одного из стервятников с Уолл-стрит, – объяснил он.
Хэмилтон подозрительно оглядел его.
– Негры не носят карманных ножей. Это один из буржуазных стереотипов.
– Я ношу, – просто сказал Лоус.
– Тогда ты не негр, – вынес приговор Хэмилтон. – Ты криптонегр, предавший свою религиозную группу.
– Религиозную группу? – зачарованно переспросил Лоус.
– Понятие расы – фашистское, – сообщил ему Хэмилтон. – Негры просто религиозно-культурная группа, ничего более.
– Да будь я проклят, – сказал Лоус пораженно. – Слушай, а этот мир не такая уж и плохая штука.
– А может, потанцуем? – вдруг с неожиданной силой предложила Силки Хэмилтону. – Я очень хочу как-то помочь тебе… ты в таком страшном отчаянии.
– Я справлюсь, – коротко ответил он.
– Что мы можем сделать для революции? – горячо вскричал Лоус. – Кого мы убьем?
– Да неважно, – сказал Хэмилтон. – Любого, кого увидишь. Любого, кто умеет читать и писать.
Силки переглянулась с несколькими работягами из тех, кто прислушивался.
– Джек, – сказала Силки тревожно, – такими вещами не шутят.
– Именно так, – согласился Хэмилтон. – Нас чуть не линчевал этот бешеный пес монополистических финансов, Тиллингфорд.
– Надо ликвидировать Тиллингфорда! – воскликнул Лоус.
– Я сделаю это, – сказал Хэмилтон. – Я растворю его и вылью раствор в канализацию.
– Так странно слышать, как ты говоришь это, – сказала Силки, с сомнением уставившись на него. – Джек, пожалуйста, не надо больше так говорить. Это пугает меня.
– Пугает тебя? Но почему?
– Потому что… – она неуверенно пошевелила пальцами, – мне кажется, что ты просто издеваешься.
Марша тонко, истерически хохотнула.
– О мой бог, неужели и она тоже!
Часть работяг покинули свои табуреты; пробираясь между столами, они подходили все ближе. Шум бара заметно притих. Музыкальный автомат, казалось, умер. Подростки на заднем плане рассеивались в вихрях тьмы.
– Джек, – встревоженно сказала Силки, – будь осторожен. Ради меня.
– Вот теперь я видел все, – сказал Хэмилтон. – Ты – и вдруг политическая активистка. Ты! Честная добропорядочная девушка, не так ли? Испорченная системой?
– Капиталистическим золотом, – хмуро сказал Лоус, потирая свой темный лоб и допивая пиво из своей бутылки. – Соблазненная толстопузым нанимателем. Или министром. Который повесил ее девичество на стену в своей библиотеке, прямо над камином.
Оглядевшись по залу, Марша сказала:
– А ведь это на самом деле не бар, правда? Он только выглядит как бар.
– Но вон же барная стойка и бармен за ней, – указал Хэмилтон. – Что еще нужно?
– Но по сути своей, – сказала Марша дрогнувшим голосом, – это ячейка коммунистов. А эта девушка здесь…
– А ведь ты работаешь на Гая Тиллингфорда, верно? – обратилась Силки к Хэмилтону. – Я ведь именно там тебя подобрала тогда.
– Все так. Но Тиллингфорд уволил меня. Полковник Эдвардс уволил меня, а потом и Тиллингфорд… и похоже, что этим дело не кончится. – Со слабым интересом Хэмилтон отметил, что рабочие, кольцом сомкнувшиеся вокруг, вооружены. В этом мире все были вооружены. И каждый занимал ту или иную сторону, даже Силки. – Силки, – громко сказал он, – это тот же самый человек, которого я
