Я определюсь, ково тебе можно в работы определить, а ты пока кумекать начинай, внял?
— Внял, Федот Алексеевич, — вытянулся попаданец, повышенный до Ивана, что для его возраста и социального положения — невиданный карьерный взлёт, — покумекаю!
— Если уж народ будет, — поспешил добавить он, — можно попробовать по-разному строить — чтобы, значить, понять, какая метода лучше.
— Так… — сосредоточенно кивнул Голобородько, собирая мысли, — Но это, значит, какие-то лучше могут быть, а какие и совсем никак?
— Точно так, Федот Алексеевич! — закивал Иван, вздыхаючи напоказ и разводя руками, не боясь переиграть.
— Н-ну… — в изначально крестьянской голове ефрейтора заворочались мысли о том, что надо-де не умничать…
… но здравый смысл победил.
— Делай, значит, по всякому, — приказал он, после чего, забрав с собой большинство солдат, ухромал по неотложным армейским делам.
— Значит так, братцы, — собирая всю решительность в кучу, начал теперь уже Иван, — сперва нужно выбрать место, чтоб, значит, не в низине…
* * *
Зайдя в мастерскую, ефрейтор перекрестился в Красный угол заставленный присланными со всей России иконами и образками (они, вопреки здравому смыслу, доставляются в первую очередь), присел и закурил, буркнув между затяжками что-то приветственное.
— Господа какие-то приехали, — обронил он наконец, делая последнюю затяжку и гася самокрутку о подошву сапога, — такие себе…
Он неопределённо покрутил рукой, но Антип Петрович, знающий его давным-давно, и читающий всё эти ужимки и кручения лучше, чем гимназист букварь, не на шутку встревожился.
— Ага… никак по наши души? — нервно поинтересовался он, часто заморгав, — Я, ежели што, без половины струментов работаю, так и скажу! Какой с меня, потому, спрос? Наше дело маленькое, и с чем дали, тем, значит, и работаем!
— Да похоже, по Ванькину душу, — дёрнул плечом ефрейтор, с сочувствием глядя на ополченца, и тот, зная за собой грехи…
… а вернее — то, что могут счесть грехами в армии этого времени, встревожился, начав перебирать варианты грехов, и, собственно, защиты. Не то чтобы это сильно поможет, если вдруг что…
— Так… — ефрейтор решительно хлопнул себя по колену, — давай-ка, Ваня, в конюшню, там сичас как раз Гнедка запрягают, вот в помочи и поедешь, от греха.
— Ага, ага, — закивал ополченец, спешно собираясь, — Ну, я пошёл?
— Ступай, — отмахнулся Голобородько, который, не то признав наконец полезность Ивана, не то отмякнув в свете близкой, в виду выслуги и одноглазости, отставки, изрядно помягчел.
Во время переправы на Южную сторону возчик, немолодой солдат из фурштатских, истово верующий разом и в Богородицу, и в домового, и в чох, и в сон, и в рай, и в вороний грай, как, собственно, и большинство русских крестьян, всё время крестился, озираясь вокруг безумными глазами.
Но и правда, наплавная деревянная переправа выглядит совершенно апокалипсически, да и можно ли было ожидать иного⁈ На топорщащихся щепой досках и брёвнах повсюду следы бомбёжки, крови, огня, где-то лежат неприбранные мертвецы, и то и части тел.
Рядом с мостом зыбко покачиваются тела, часто раздутые, поклёванные чайками, иногда обряженные в нерусские мундиры. Порой их волнами прибивает к самому мосту, но никто уже не обращает на это внимания, и это лучше всего говорит о моральном состоянии армии, о её усталости, о нехватке ресурсов на самое, казалось бы, необходимое.
С Северной на Южную сторону идут нечастые повозки с продовольствием и вовсе уж редким подкреплением из числа так и не выздоровевших толком солдат из госпиталей. Какой от них может быть прок там, где не выдерживают и здоровые, Бог весть…
… но начальству, очевидно, виднее.
Навстречу же, на Северную сторону, жиденькая цепочка повозок заметней, и, право слово, возков с мёртвыми телами много больше, чем с живыми! Это какой-то нескончаемый караван мертвецов…
Эвакуируют и армейское имущество, руководствуясь не столько здравым смыслом и человечностью, сколько Уставом, и, попаданец в этом свято уверен, личным имуществом офицеров и военных чиновников. Последнее, послужив какое-то время при штабе, он знает наверняка, пусть краешком, но коснувшись-таки изнанки нечистого армейского исподнего.
Увозят полковые документы, сортируя их самым причудливым образом, и если в одном полку всё, не слишком уж важное, просто жгут, а то и оставляют врагу, то в другом, ценой огромных лишений и человеческих жизней, эвакуируют решительно всё, включая накладные на портянки десятилетней свежести. Понять эту уставную логику человеку гражданскому решительно невозможно!
— Последние дни, — истово сказал возчик, постоянно крестясь и оглядываясь по сторонам, — Вот помяни мои слова, Ваня, Господь такого не вытерпит! Нашлёт он, за грехи наши тяжкие…
Прервавшись, он забормотал молитву, а попаданец, перекрестившись машинально, только вздохнул…
Если Бог и есть, то терпение Его, по мнению Ваньки, совершенно бесконечное! И сейчас, и потом…
… но Южная сторона Севастополя и правду выглядит жутко. Наверное, целых домов вообще не осталось, одни только руины, да пожарища, да острый, едкий запах сгоревшего пороха огня и мертвечины. Скорее всего, где-то под завалами есть тела, которые сейчас совершенно невозможно убирать… а может, есть и другие причины, но результат — вот он.
— Апокалипсис, — выдавил напарник, вторя мыслям попаданца.
— Святый Боже… — напарник закрестился со скоростью вентилятора, вытаращив глаза на сваленную в углу двора груду человеческого мяса.
— На скид[iii] повезёте, — без нужды сказал санитар, глядя безумными глазами куда-то в Космос, а потом добавил глухо, еле слышно…
— Приказано чижёлых оставлять на попечение союзников[iv]…
Почти тут же, будто опомнившись, он передёрнул плечами и добавил с наигранной лихостью:
— Ну, что встали, православныя? Давай, загружай в повозку!
— Святый Боже… — повторился напарник, и они втроем, обернув руки мешковиной, принялись закидывать, без всякого почёта, куски тел в повозку. Руки, ноги… просто куски окровавленного мяса вперемешку с одеждой, и всё это, полежавшее, как правило, не один день на жаре…
