являюсь… Я есмь, я не есмь… Я есть то, что я ем… А тут еще этот дядечка постарше в саду со своими дурацкими шуточками об овощах… Я ямс то, что я ямс.
– Я ямс не Роза.
Славный парнишка вставляет это. Убирает пробелы. Не подходит. Добавляет цифру – единицу. Все равно не подходит. Пробует еще одну. Не единицу, а совсем другую цифру. Двойку.
Бинго! Все правильно.
А теперь мой пароль.
Славный парнишка ждет. Мы можем это сделать. Ты можешь это сделать… Мы можем сделать это вместе. Обо всем этом он не говорит. Мы уже близко.
– Попробуй «збтосмти», – говорю я ему. Это почти забавно.
Но нет.
Это все дядечка постарше в саду… Ну конечно же!
– Я люблю тебя, – говорю я.
Славный парнишка даже не пытается попробовать этот вариант.
– Нах, – говорит он.
– Ты это уже говорил, насколько я помню.
А еще я помню то, что он написал в большом ежедневнике. Чтобы я могла видеть слова, а не просто слышать приглушенные звуки, с которыми он их проглатывает, когда говорит.
– Forget. Забудь.
И я вижу, еще раз вижу, дядечку постарше в саду.
– Забудем вместе. Forget together.
Этот славный парнишка так близко от меня… Так близок мне. Я даже могу стиснуть ему руку.
– Давай забудем вместе, – говорю я. – Let us forget together.
Он вводит эти слова. Не то. Я чуть не смеюсь.
– Латук, – говорю я. – Lettuce.
– Fuck it together, – говорит он.
– Вот именно. Lettuce forget together.
– Фрицы, – бормочет славный парнишка. В смысле, цифры.
– Вставь четверку. Lettuce four get together.
Он вводит это. Затем убирает все пробелы.
Lettuce4get2gether [19].
Бинго!
И вот, наконец, мой аккаунт. Мой личный кабинет. Вот я внутри него и все тут вижу.
На первый взгляд – полнейшая скукота.
Но тем не менее… Всегда есть что-то большее. И чем больше мы смотрим, тем больше видим. Помимо множества мелких обманов, заложенных сюда моим сыном, – мелких подтасовок, призванных исправить его затыки с денежными потоками, – через мой аккаунт проходят гораздо бо́льшая ложь и гораздо бо́льшие суммы. Приходят откуда-то и уходят куда-то еще, обставленные по пути как что-то другое, вроде постирушек. Деньги, полученные от бедолаг в этом месте, которых перевели, потому что они не могли платить больше, и даже еще больше от тех, кто мог. Все это прячется во тьме моего личного кабинета, подальше от любого света, прежде чем потечь потоками по секретным коридорам, чтобы отвечать Критериям Менеджера по Исходу, с прицелом на будущее.
Не могу сказать, что хоть что-то тут понимаю, но все встает на свои места.
– Млять, – говорит славный парнишка.
Вот именно.
Малый, который здесь не живет, все больше оживляется у меня за плечом. Жалею, что с нами сейчас нет моей приятельницы – может, она тоже оживилась бы.
– Вот сволочи! – говорит он.
– Тише, – говорю я ему. Мне не нравится, когда он ругается.
Малый, который здесь не живет, явно тут все понимает, как и всегда. По обыкновению, начинает объяснять увиденное в мельчайших подробностях, отчего становится еще скучней. По-моему, он весьма впечатлен. Все так тщательно выстроено, так четко организовано, так подробно расписано… И все это ложь. Все это збтосмти. Все это жульничество в скрэббл. Все это улыбки на акульих мордах.
Мой аккаунт – это скрытый центр всего, в котором и происходят все изменения. Транзакции, транзиции, трансплантации… Все меняется, все оборачивается чем-то другим, и все это трансформируется в груды золота на столе у Менеджера по Исходу.
Перемены – это хорошо, конечно же. Так что я кое-что меняю. С помощью этого славного парнишки сама провожу несколько Транс-акций. Хотя на эти, как у пианино, естественно, на самом деле жмет он. А малый, который здесь не живет, становится все более возбужденным у меня за плечом – дает советы и вносит свои предложения, как будто все обо всем знает. Приятно видеть его таким счастливым.
Я снова делаю свой личный кабинет – пусть даже не похожий не то что на кабинет, но даже и на кабину – своим по-настоящему личным, собственным кабинетом. Перелицовываю его по своему личному усмотрению, невзирая на лица. Отвязываю лоскутки шелка и привязываю их заново разными способами в разных местах к разным дверным ручкам. Похоже, я могу изменить направление событий. Могу изменить потоки событий. Так что так и делаю. Или же это делает славный парнишка. Славный парнишка знает, что такое перемены.
Я и понятия не имею, что делаю, но делаю это безупречно, бесстрашно и безжалостно.
Хотя одно знаю наверняка. Я знаю, что, каков бы ни был результат, без меня этого никогда бы не произошло.
Когда мы заканчиваем, нам остается сделать кое-что еще. Наверное, самое важное. Насколько я помню, по словам Фелисити и Чарити, этот очень простой шаг позволит мне окончательно сделать свой личный кабинет своим исключительно личным, недоступным для других кабинетом.
Я захожу в «Настройки».
И меняю свой пароль.
О боже, ну и сумятицу я вызвала!
Не говоря уже о замешательстве, изумлении, растерянности, разладе и унынии.
Это действительно очень радует.
Менеджер по Исходу заперся в своем кабинете с моим сыном и Сердитой Медсестрой. Когда я случайно прохожу мимо, прижавшись ухом к двери, то слышу, как Менеджер по Исходу угрожает моему сыну – что неприятно – и орет на Сердитую Медсестру – что приятно. Судя по голосу моего сына, сегодня у него особенно сильный приступ затыков. Сердитая Медсестра говорит очень тихо, что никогда не бывает к добру. Наверное, она даже улыбается. Менеджер по Исходу явно не только разъярен, но и испуган, что приятней всего.
Когда мой сын заходит ко мне в комнату, то долго смотрит на дверную ручку, как будто заблудился. Я говорю ему, чтобы он не волновался, что это действительно я. А затем зачитываю ему то, что написано в большом ежедневнике:
– У меня новый пароль.
Бедняжка, он даже не может обвести взглядом комнату, как это обычно делает. Возможность иметь доступ к моему аккаунту была для него очень важна.
– Перемены – это хорошо, – напоминаю я ему.
Мой дорогой сын… Он даже на меня посмотреть не может. У него грязная попа. Ему так стыдно… Если б только у него был Господь Бог, как у его сестры… Как у моей дочери, которая никогда не испытывает стыда – только усталость и раздражение. Наверное, мне надо пригласить его в мою ванную комнату, чтобы он мог
